успеваю тебе надоесть. Я это ценю.
– Нет проблем.
– Я в твоем распоряжении, обращайся в любое время, – предложила Кэтрин.
– Постараюсь этого не делать.
Дженна поднялась по лестнице, оставив нас с Кэтрин наедине. Я наблюдал за языком ее тела. Напряжение было колоссальным. Еще немного – и у нее самой разболелась бы голова.
– Эй.
Она вздрогнула и посмотрела на меня, вытаращив глаза.
– Что с тобой?
– Ничего. Почему ты спрашиваешь?
Я хихикнул.
– Ты весь вечер плясала как кошка на раскаленной крыше.
Она засуетилась, поправила свои и без того аккуратные папки с бумагами, переложила газету, которую я пытался прочитать, и собрала стаканы, чтобы отнести их на кухню.
– Я не знаю, о чем ты. Ты проголодался?
– Нет.
– Могу сделать тебе бутерброд.
– Нет.
– Хочешь кофе? Я купила немного кофе без кофеина. Или, может быть, тост? Ты почти не ужинал.
– Кэтрин, – с нетерпением произнес я.
Она поставила стаканы, которые держала в руках.
– Я иду спать.
Она бросилась вверх по лестнице, оставив меня в еще большем замешательстве.
* * *
Вскоре я последовал за ней, оставив включенными пару светильников на случай, если Дженне понадобится пройтись по квартире. Меньше всего мне хотелось позвонить Адриану и сообщить, что его жена упала ночью с лестницы, и мне пришлось отвезти ее в больницу. Грэма и Лору такая новость тоже бы не обрадовала.
Дождь усилился, буря снова набирала силу. Я задавался вопросом, сумеет ли кто-нибудь из нас выспаться в эту странную ночь.
Я закрыл дверь спальни, и вид крошечного комочка в моей постели напомнил мне, что сегодня я буду спать не один. Кэтрин завернулась в одеяло, как в кокон, и откатилась так близко к краю кровати, что еще немного, и она свалилась бы на пол. Я вдруг догадался, чем было вызвано ее странное поведение. Нам предстояло спать в одной постели, и она нервничала. Меня охватило непривычное чувство нежности.
Когда я наблюдал за ней сегодня вечером, меня поразило, какая у нее нежная душа. Она потеряла родителей и пережила после их смерти трудные времена, хотя подробностями со мной не делилась. Она никогда не рассказывала, как жила на улице; должно быть, это было ужасно. Она терпела мои выходки, заботилась о Пенни и не задумываясь помогла подруге, хотя ей пришлось перестроить для этого всю свою жизнь, и все это она делала с теплой улыбкой. Она была потрясающей.
Я нашел пижамные штаны и футболку. Обычно я спал в одних боксерах, но не хотел смущать Кэтрин, которая и без того чувствовала себя неуютно. Я переоделся и скользнул в постель, ожидая, что она что-нибудь скажет. Но в спальне царила тишина.
Приподнявшись на локте, я заглянул ей через плечо и убрал с лица тяжелую пелену волос. Она лежала неподвижно, плотно закрыв глаза. Однако ее грудь вздымалась слишком часто – она явно не спала. Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Притворщица.
Она вздрогнула и еще глубже уткнулась лицом в подушку. Я поцеловал ее в обнаженное плечо и натянул одеяло.
– Расслабься, Кэтрин. Я буду вести себя как истинный джентльмен.
Я перевернулся на другой бок, выключил свет и лежал, прислушиваясь к ее короткому, нервному дыханию. Мне было странно, что она лежит в моей постели, но это не было неприятно. Я чувствовал ее тепло и легкий аромат.
Но что-то было не так. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что матрас вибрирует. Я посмотрел на ее маленькое тельце: ее трясло.
Неужели они боялась меня до такой степени?
Я перекатился на бок и обнял ее, притянув к себе. Она потрясенно пискнула, ее тело напряглось. Ее сотрясала дрожь, а сжимавшие мою руку ладони были холодными, как лед.
– Кэтрин, прекрати, – пробормотал я. – Я тебе ничего не сделаю.
– Дело не в этом. Ну, не только в этом.
– А в чем? Тебя пугает гроза?
– Меня пугает… ветер, – призналась она. – Терпеть не могу этот вой.
Я прижал ее ближе к себе, и она задрожала еще сильнее.
– Почему?
– В ту ночь, когда погибли мои родители, была гроза. Такая же, как сегодня. Гремел гром. Ветер крутил машину, как перышко. Мой отец не справился с управлением, и машина перевернулась.
Мое сердце забилось чаще.
– В тот вечер ты была с родителями?
– Я сидела на заднем сиденье. Когда это произошло, окна разбились, а ветер завыл так громко, что я испугалась. Я то и дело теряла сознание, но мне было ужасно холодно, и я слышала, как завывал ветер… Казалось, это никогда не прекратится. – Она понизила голос. – Я знала, что они мертвы, а я осталась одна, в ловушке.
В ее голосе было столько боли, что у меня встал ком в горле. Она никогда не рассказывала мне ничего подобного.
– Ты пострадала?
Она молча взяла мою руку и прижала к своей ноге. Под тонкой тканью ночной рубашки я нащупал на внешней стороне бедра длинный шрам.
– Я получила сотрясение мозга, а когда машина перевернулась, нога оказалась раздроблена. Потребовались две операции, но я выжила. – Она прокашлялась. – Вот почему я иногда спотыкаюсь на ровном месте или теряю равновесие. Нога подгибается.
Я вспомнил все случаи, когда насмехался над ней и закатывал глаза, глядя, как она с трудом поднимается на ноги. Меня захлестнул стыд, горячий и обжигающий, и я еще крепче стиснул ее в объятиях и уткнулся лицом в ее шею.
– Милая, мне так жаль!
– Это не твоя вина.
– Нет. Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить, но я не об этом.
– О, – догадавшись, выдохнула она. – Ты ведь не знал.
– Но я даже не удосужился спросить, не так ли?
– Не удосужился.
– Прости меня за это, – произнес я, и сорвавшиеся с моих губ слова потрясли меня самого.
– Я простила.
Я перевернул ее на спину и навис над ней, всматриваясь в ее лицо в темноте. Вспышки молний освещали ее бледную кожу, на глазах выступили слезы.
– Прости меня за все это, Кэтрин.
– Я простила.
– Как? – прошептал я. – Как ты можешь быть такой всепрощающей? Как ты вообще можешь находиться рядом со мной?
– Потому что ты стараешься.
– Тебе это так просто дается? Немного усилий с моей стороны, и ты уже готова простить?
– Мне пришлось тебя простить, чтобы согласиться на эту сделку.
– Чтобы Пенни была окружена заботой и уходом.
Она нерешительно подняла руку и погладила мою щеку.
– Это одна из причин.
– А вторая?
– Я кое-что увидела… в тот день, когда ты рассказал мне о встрече с Грэмом. Я словно увидела тебя с
