Никто его взять воспитанником не решается… — будто разговаривая сам с собой произнес капитан Котанов. Он вспомнил 1928 год, когда ему было 14 лет его взяли воспитанником музыкального взвода в Закавказскую военную подготовительную школу имени Серго Орджоникидзе в Баку. Давно это было…
Котанов вышел из комендатуры, подошел к мальчишке, тот доедал кашу.
— Ну, что, Сережа Партизанов, медаль покажешь?
Сережка поднял глаза, увидел капитана:
— А-а-а, это опять Вы? Да ну вас всех с вашими подколками… — Сережка хотел подняться и уйти, но капитан нажал ему на плечо и посадил обратно.
— Я знаю, что ты ищешь брата. Но я сегодня вечером ухожу из города. Если хочешь в мою часть, то приходи в порт на третий пирс в 19.45. Если остановят, скажешь, что идешь к комбату 384-го батальона морской пехоты Котанову. Запомнил?
Сережка кивнул.
Сережка не стал долго раздумывать: раз так получается, значит так и должно случиться. Жаль, что не увидится в Геленджике с Илюхой, не увидит его подвиги, но не сидеть же 2 месяца и ждать у моря погоды?
На контрольно-пропускном пункте у пирсов, проверив документы, капитана Котанова попросили задержаться.
— А что случилось?
— Так товарищ капитан, мальчишка Вас часов с двух по полудню дожидается, спит сейчас вон там, под деревьями. — пояснил старшина 1 статьи.
— Понял, разбудите, он со мной.
Таганрогский десант.
Сережка попал в роту Константина Федоровича Ольшанского. Сперва лейтенант Ольшанский высказал свое неудовольствие тем, что в его ударной роте автоматчиков оказался воспитанник батальона — мальчишка.
— Федор Евгеньевич! Ну зачем мне в роте мальчишка? Мне с ним в солдатики играть?
— Константин Федорович, зачем в солдатики? Гоняй его как всех! Я просто уверен, что ты мне за него потом еще 10 раз спасибо скажешь!
— За него спасибо скажу?
— Скажешь! Спорим? — подначил капитан.
— Спорим, — согласился лейтенант.
Прошла неделя.
— Проспорил я, Константин Федорович! Вот с меня фляжка…
— А я что говорил, а? Рассказывай!
— Мальчишка — кремень! — начал старший лейтенант Ольшанский. — Что ж Вы мне не сказали, что он воюет с лета 1941-го?
— Это он сказал? — спросил капитан Котанов.
— Он… Случайно обмолвился, после санобработки, когда рассказывал откуда у него столько меток. У него ранений больше, чем у любого в нашей роте. С нашим оружием у него отлично. С трофейным — лучше всех в роте, стреляет из всего, чего можно… Отлично стреляет! Тренировочные полосы проходит наравне со всеми, без скидки на возраст. Глядя на него, бойцы стараются. Только вот на операции я его брать не хочу, дела-то нам предстоят, рискованные…
— Думаешь удержим его? Партизана?
— Не удержим… Он вот что предложил, говорит, что его можно переодеть в обноски, высадить на берег за несколько дней перед десантом. Он походит, посмотрит, приметит огневые точки… Если получится у него, то сколько жизней спасет…
— А если не получится? Как его родным в глаза смотреть будем?
— Он говорит, что нет у него никого, сирота…
— А брат? — вспомнил первый разговор с Сережкой капитан Котанов.
— Это парнишка, с которым его в госпиталь отправили из партизанского отряда. Они друг друга братьями считают. Нет у них никого из родных…
— Родных нет, но себе не простим, если что с ним случится…
Ночью 26 августа к занятому немцами побережью подлетел торпедный катер, моментально развернулся. До берега оставалось метров двадцать, там было уже совсем мелко. Один из матросов размахнулся и зашвырнул на берег вещмешок с одеждой, продовольствием на 2 дня, пистолетом ТТ и тремя обоймами.
— Давай, сынок, с Богом, — напутствовал пожилой старшина, легонько хлопнув Сережку по спине ладонью. — Придем к этому же месту через 2 дня, 28-го!
Сережка спрыгнул с в воду, было не глубоко, мальчишке чуть выше груди, поплыл к берегу. А катер, как только Сережка выбрался на берег, рванул прочь. Ночью 28-го катер забрал Сережку.
— Товарищ капитан! — докладывал он Катанову. — На карте обозначены все разведанные мной огневые точки немцев и румын.
— Молодец, Сережка, в десант не пойдешь, будешь отдыхать!
— Как не пойду в десант? Так не получится! Там нас еще будут ждать ребята, которые обещали поддержать десант. Только у них оружия мало!
— Какие еще ребята? — не понял Котанов.
— Ну… парни молодые. Они мне с разведкой помогали…
— Ну ты даешь! Ладно, давай отдыхай, мы пока покумекаем над твоим предложением…
— Так, товарищи офицеры, наш десант 154 бойца. Еще добавится несколько местных. Грузимся на 4 бронекатера и 3 "мошки" (МО-4), прикрывают десант еще 2 бронекатера, одна "мошка" и торпедный катер, — продолжил капитан Котанов. — Кроме стрелкового вооружения берем 4 миномёта, 6 пулеметов и 8 ПТР, так же не забываем взять больше противотанковых гранат для борьбы с танками…
К полуночи с 28 на 29 августа 1943 года батальон, после длительной и интенсивной учебы и подготовки, принял боевое крещение — под командованием капитана Котанова высадился у Безыменовки, что западнее Таганрога, еще 55 человек высаживаются восточнее.
У Безыменовки краснофлотцы холодным оружием сняли охранение противника и начали движение. Но в одном месте «нашумели» и немцы, проснувшись, открыли огонь. Как только началась стрельба по берегу, по врагу ударили орудия катеров Азовской флотилии. Наши морпехи, пользуясь суматохой и неразберихой ворвались в населенный пункт и выбили из населенного пункта румын и немцев из 111-й пехотной дивизии. Чтобы осложнить отступления врага из Таганрога наши подрывали мост…
К Котанову подбежал Сережка:
— Товарищ командир, куда пополнение вести?
— Сколько их?
— 28 человек! — отрапортовал Серега.
— Шутишь? — удивился комбат, понял, что это не шутка. — Пусть собираются вон у того дома, туда трофеи сносят, пусть вооружаются.
— Есть! — козырнул Серега и убежал.
Пока шел бой на берегу разгорелось сражение и на море: корабли прикрытия атаковали немецкие быстроходные баржи, 12 штук (очень грозный противник с зенитными орудиями), а ещё 4 катера и 5 канонерских лодок. В ходе боя наши подбивают три корабля врага и теряют сами два бронекатера, но немцы
