что тот может подслушать, сказал: — А что касается пасквильника, то с ним произошел несчастный случай. Автомобиль, на котором он возвращался со своей дачи, вдруг перевернулся на повороте. Такое иногда случается с людьми.
— Я его знал?
— Мы все его знали.
Федулов назвал фамилию одного из заместителей генерала Плотникова, услышав которую, Чепраков присвистнул:
— Да что ты?! Никогда бы не подумал. Всегда считал его блистательным офицером.
— В дамки хотел пролезть, подсидеть генерала. — Взяв со стола коробку «Казбека», Поликарп Матвеевич выщелкнул из нее папироску и стал мять. — Тебе не предлагаю. Знаю, что не куришь.
Чепраков был удивлен.
— Что еще ты обо мне сегодняшнем знаешь?
— А то, что если все пойдет так, как должно, то сидеть тебе на моем месте скоро.
— Пустое! — Майор поднял руку, останавливая товарища. — Извини, но я боевой офицер, а не кабинетный работник.
— Зря ты так, — покачал головой Поликарп Матвеевич, и словно оправдываясь за свой высокий пост, горячо заговорил: — Меня в сорок первом тоже хотели разжаловать до летёхи, как тебя. Я до сих пор не знаю, кто этому воспротивился. Несправедливо! Я — полковник, а ты только сейчас майора получил.
Чепраков отвернулся к окну:
— Забудь. Давай лучше выпьем за победу.
Выпив еще по глотку, Федулов убрал бутылку обратно в шкаф, достал из ящика стола папку и выложил перед майором два листка исписанной убористым почерком бумаги.
— Это рапорт твоего бывшего комиссара Строжевского. На тебя и твоих бойцов. Тот еще гнус! Можешь забрать на память.
Тяжелые желваки забегали по скулам Чепракова, когда он пробегал глазами по докладной записке своего бывшего комиссара.
— Сколько еще таких будет на нашем пути? — посетовал Федулов.
— Ладно бы только на меня настрочил, но за что он парней моих решил опорочить? Боевые ребята, не чета ему!
— Так за это и мстил. Удел слабаков и трусов! — Федулов убрал со стола папку. — Ладно, все это уже в прошлом. Теперь давай о деле поговорим, из-за которого я тебя, собственно, и вызвал в Москву. — Голос начальника 2‑го Управления НКГБ посуровел. Чепраков заметил, как добродушное лицо его товарища внезапно приобрело жесткие черты сотрудника «конторы». Несомненно, работа в органах накладывала на характер человека особый отпечаток. — Нам с тобой поручено сложное и очень важное задание: как можно скорее внедрить одного из наших агентов в банду так называемой «Литовской освободительной армии». Ты назначаешься командиром спецгруппы, которую мы отправляем в Литву. За ходом этой операции будут следить несколько человек, в том числе нарком обороны, товарищ Сталин. Абакумов лично будет докладывать ему. Это дело и на контроле наркома внутренних дел Берии. Выполнишь задание — буду ходатайствовать о присвоении тебе внеочередного звания и возьму к себе в замы.
— В замы не надо, — улыбнулся Чепраков. — Дружить лучше на расстоянии.
— И не надейся! — засмеялся Федулов. — Я теперь намерен тебя при себе держать. Сейчас иди отдыхай, а завтра снова жду.
Война не терпит отлагательств. Майору Чепракову совсем немного было отпущено времени на личную жизнь. Скоро ему предстояло вернуться в Белоруссию и вновь отправиться в полный опасности лес.
Но это будет потом, а сегодня Федор Иванович был намерен устроить родным настоящий праздник. Получив от секретаря Федулова особый пропуск, он отправился на специальный продуктовый склад.
Оставшись один, Поликарп Матвеевич подошел к растворенному окну и задумчиво стал смотреть во двор. «Справится ли Федор с заданием? — размышлял он, вспоминая, каким отчаянным был его товарищ в лейтенантские годы. — Должен! Должен справиться».
Взглянув на часы, полковник чертыхнулся. Через час у него была назначена встреча с курсантами разведшколы…
9
К невзрачному зданию бывшей гимназии, перед самой войной перестроенному под многоквартирный дом, Поликарп Матвеевич шел пешком, оставив за углом служебный автомобиль с водителем. Одетый в драповое полупальто, в кепи на голове и в брюках, заправленных в хромовые сапоги, он ничем не выделялся на фоне случайных прохожих. Как обычно, в кармане полковника лежал заряженный револьвер.
Сегодняшняя встреча с двумя молодыми немецкими антифашистами была особенной для него.
Курт Краузе и Ульрих Мюллер являлись членами запрещенной в Германии компартии, которым по счастливой случайности удалось избежать ареста на родине. Большинство же их товарищей попали в тюрьмы и концентрационные лагеря. Туда же был отправлен и лидер партии, видный общественный деятель Германии Эрнст Тельман, с которым они вместе работали.
На родине молодые немцы активно боролись против пришедшего к власти Гитлера, выпуская и распространяя листовки, в которых старались раскрыть своим соотечественникам всю пагубность новой идеологии о «Великом тысячелетнем рейхе». Однако соотечественники их не слышали. Германский народ был заражен миазмами национального превосходства, разрушительного в своей основе.
За месяц до начала Второй мировой войны Краузе и Мюллер нелегально прибыли в Советский Союз из Греции. Добравшись морем до Одессы, молодые люди — на тот момент им не было и двадцати пяти лет — торопились сообщить местным органам власти о готовящемся вторжении Германии в Польшу. Их задержали и, объявив провокаторами, передали сотрудникам госбезопасности. Не услышали немецких антифашистов и в Москве, куда были доставлены.
Почти два года Краузе и Мюллер провели в одном из северных лагерей. И лишь в августе сорок первого года, когда по советской земле тяжелым танковым катком проходила германская армия, молодые немецкие коммунисты были освобождены.
В качестве морального ущерба советская власть предоставила им отдельные комнаты в общежитии для семей членов Коминтерна и карточки на спецпаек. Едва поправив ослабленное в лагерях здоровье, Курт и Ульрих стали немедленно проситься на фронт. Не сразу, но их просьба была удовлетворена.
Служба немецких коммунистов началась на передовой, в агитбригаде фронта. Вместо огнестрельного оружия им в руки были даны микрофоны громкоговорителей. Задачей молодых пропагандистов было пытаться уговорить своих воюющих соотечественников прекратить войну и сдаться Красной армии.
Активно их использовали и в качестве переводчиков. За время, проведенное в лагере, оба неплохо освоили русский язык и теперь помогали советским офицерам во время допросов плененных гитлеровцев.
Наконец, к ним проявили интерес и сотрудники контрразведки. Поликарп Матвеевич Федулов лично изучал дело каждого. Знал, кто и как вел себя на допросах, чем занимался в лагере, с кем поддерживал там связь. Впрочем, папки на каждого хранили весьма скудные сведения. Чтобы получить о них как можно больше информации, пришлось задействовать агентуру, работавшую в Германии. Разведчиками были подтверждены данные о совместной довоенной работе Краузе и Мюллера с верхушкой немецкой компартии. Лишь после этого Федулов счел возможным использовать этих людей в своей работе.
Краузе и Мюллера направили в спецшколу разведчиков. После ее окончания они не раз переправлялись в немецкие города, выполняя различные поручения, и давно доказали
