ложись баиньки, да?
– И тебе доброго утра, – улыбнулся Кейр.
За окном опять послышался рокот паркующейся внизу машины и чьи-то голоса. Но всё это почему-то больше не раздражало. И где-то глубоко в груди было тепло-тепло, словно он ненадолго выбрался из какого-то провонявшего тухлой плесенью ледяного подвала на ласковый солнечный свет.
Глава 2
«Вот тебе и первое знакомство с врагом», – с горечью подумал Аспид, тупо уставившись на цветное мозаичное стекло ромбической люстры, висящей на тяжёлой металлической цепи под самым потолком.
Суставы после напряжения боя всё ещё крутило, как будто кто-то ему специально их выворачивал. Хотелось воды. Немножко хотелось в туалет. Это сейчас немножко, а что будет потом?
Дурацкое человеческое… и он полностью во власти всего этого человеческого. Попробуй тут отпусти человеческое, когда…
Но ведь на это же, наверное, у ни-шуур сейчас и весь расчёт, да? Чтобы он, оруженосец тули-па, сдался и стал бы их всех для начала о чём-нибудь там ПРОСИТЬ. Да ещё чтобы о чём-то таком вот… стыдном… вот, например, чтобы его просто сводили в уборную, верно? Только ведь фиг они его для этого раскуют. Не дураки же. Да и тот, светловолосый, ведь очень чётко всё объяснил. Они вместо этого, наверное, придумают ему что-нибудь этакое…
Аспид изо всех сил прикусил себе щёку, чтобы сдержать слёзы.
Как же всё это было… грязно, гадко, мерзко. Изощрённо. Даже Вильф никогда не поступал с ним так во время тренировок… а уж Вильфа на тренировках очень трудно было обвинить в недостатке воображения.
Хотя какие там тренировки… он же ведь в плену.
…и кого теперь, кроме себя самого, спрашивается, обвинять в том, что он оказался в плену? А ведь у них с Кейром, вроде бы, всё ещё так неплохо получалось в самом начале боя, несмотря на то, что Аспиду действительно было всё время очень-очень страшно…
Руки снова дёрнулись в запорах, мучительно выгнувшись. Бесполезно, естественно. Мальчик еле слышно застонал через нос.
Сколько его продержат теперь вот так? Сутки? Двое? Неделю? Или ещё дольше? И сколько он, интересно, сможет выдержать? И что будет потом?
Из окна, которое Аспид мог видеть слева от себя, лился тусклый пасмурный свет. Сквозь белый тюль – совсем как дома, у тётки в комнате, но с какими-то непривычными, слегка вычурными узорами по краю, – виднелась крона непонятного дерева с жёлтыми, наполовину облетевшими листьями.
Явно уже не Австралия… если там, во время боя, конечно, вообще была Австралия. Вот у них в Луге сейчас нигде листьев на деревьях нет и давно уже заморозки по ночам. А здесь, получается, как будто ранняя осень…
Куда же его всё-таки притащили?
На стене над столом, стоящим напротив кровати, к которой был прикован Аспид, явно висел календарь. Ну, то есть… выглядел он вроде бы как календарь, но вместо привычных цифр можно было разглядеть лишь какие-то странные значки, вообще ни на что не похожие. Вроде как иероглифы, что ли… Где такие, интересно, могут использовать? Япония, может? Чтоб он знал, как у них там выглядят цифры, в японских календарях…
Полукруглая деревянная рама зеркала, висящего на противоположной стене, вся была исписана какой-то вязью. Рядом с зеркалом прямо в стену был вделан высокий стеллаж с бумажными книгами. Аспид напряг глаза, приглядываясь к корешкам. Тоже везде вроде как вязь. Может быть, какая-нибудь арабская? Но у арабов ведь вроде бы не бывает осени… или всё-таки бывает?
А вообще, не всё ли равно?
Мальчик глубоко вздохнул, закрывая глаза. Он осознавал, что все эти мыслительные упражнения нужны ему сейчас исключительно для сохранения ясного сознания. Всё же так было немного легче. «Даже если твои лапки когда-нибудь окажутся под гусеницами танка, малыш, – вечно внушал ему Вильф, когда устраивал Аспиду очередное „распятье“ где-нибудь там, где невозможно было найти ни единой точки опоры для сопротивления. – Всегда думай в этот момент не о том, как больно твоим лапкам, а только о самом танке… потому что только тогда ты будешь способен однажды его уничтожить…»
Скрипнула дверь, и Аспид тут же вскинулся, судорожно сжимая прикованные к основанию кровати кулаки.
В комнату вошла женщина с короткими светлыми волосами. Та самая, которая схватила за руку этого черноволосого урода, когда тот попытался тогда его ударить.
В руках она держала до краёв наполненный какой-то прозрачной янтарной жидкостью стаканчик – тонкий, стеклянный, похожий формой на бутон тюльпана, – дома Аспид такие видел в азербайджанских киосках с шавермой.
– Хочешь пить? – спросила женщина и, не дожидаясь ответа, поднесла стаканчик к его губам.
Мальчик подозрительно принюхался.
Вроде бы просто чай… Чёрный. Холодный.
Он зажмурился и всё-таки сделал несколько глотков – горло давно уже было как песком набито.
В конце концов, вряд ли тело тули-па так уж просто позволит себя отравить или как-нибудь там одурманить, даже если бы они и попытались…
– Меня зовут Диана, – сказала женщина. – А у тебя есть человеческое имя?
– Для ни-шуур у меня его нет! – огрызнулся Аспид. – С чего ты вообще взяла, что я позволю кому-нибудь из вас называть себя по имени?
Женщина отставила стаканчик на прикроватную тумбочку и подошла к завешенному тюлем окну. Потом она чуть приоткрыла белую пластиковую створку, и комнату сразу заполнил слитный шум машин, гудки и тарахтение мотоциклов.
Значит, там снаружи всё-таки какой-то город…
Некоторое время светловолосая молчала, неподвижно глядя на невидимую Аспиду улицу.
Мальчик напряжённо смотрел на неё с кровати.
На вид женщине было, наверное, примерно столько же лет, сколько могло бы быть сейчас его родителям. Хотя всё это, конечно, вполне может оказаться и просто обманкой… даже почти наверняка окажется.
«Между человеческими телами тули-па и смертного не больше общего, чем между вот этим жуком-палочником и древесной веточкой, – объясняла когда-то донья Милис, посадив Аспиду на ладонь странное существо с тонкими лапками и похожим на сухой лист вытянутым тельцем. – Поэтому людская внешность для нас – всё равно что грим или одежда для смертного… и в человеческом теле ты всегда будешь выглядеть таким, каким сам себя в этот момент ощущаешь…»
Аспид тогда, кажется, даже не очень удивился. Он и вправду давно уже заметил, что Вильф, например, когда тот по какой-то причине пребывал в игривом расположении духа, иногда смотрелся чуть ли не ровесником Кейру, а вот во время спаррингов ему, наоборот, всегда можно было дать разве что далеко за сорок.
Если верить Правительнице (а ей мальчик верил всегда), то при должной тренировке и навыках можно было при желании
