начинал бегать по квартире робот-пылесос или включалась кофемашина. Девушке казалось, что дом её не любит, она для него чуждое существо.
Поднеся палец к считывающему устройству, Ангелина открыла электрозасов и попятилась. За дверью стояла беременная женщина с усталым лицом:
— Здравствуйте! — голос у женщины был тихим и каким-то унылым, — Борис Евгеньевич дома?
— Нет, я не знаю, когда он вернётся, — Геля хотела закрыть дверь, но женщина подняла на неё печальные глаза:
— Можете вынести попить? Просто воды. Очень пить хочется, — гостья виновато посмотрела на Ангелину.
— Конечно, сейчас налью, — Геле стало не по себе от этого взгляда. — Заходите в квартиру.
— Спасибо! — женщина перешагнула порог, посмотрела на пуф в прихожей. — Можно я присяду?
— Вы раздевайтесь, проходите.
Незнакомка разулась, сняла пальто и вопросительно посмотрела на девушку.
— Вот, на вешалку вешайте, — Геля чувствовала себя неловко от тоскливых глаз незнакомки. — Хотите чаю? Идёмте на кухню.
Женщина кивнула и пошла в глубь квартиры. Срок беременности, очевидно, был большой: впереди шёл огромный живот, а следом выплывало лицо с тёмными кругами вокруг глаз. Ангелину смутило, как уверенно гостья ориентировалась в доме, безошибочно отправившись на кухню, — сама Геля не один день изучала запутанную планировку квартиры Бориса.
На кухне женщина тяжело опустилась на стул, сложив руки на круглом животе, опустила плечи — вид был усталый и, как подумалось Геле, обречённый. Ангелине стало не по себе:
— Вам чёрный или зелёный заварить?
— Спасибо! Мне всё равно. Можно, я подожду здесь Бориса Евгеньевича?
Ангелине захотелось ответить: «Нет! Ни в коем случае! От Вас веет тревогой и даже несчастьем», но ничего подобного она, конечно, беременной не сказала, а вежливо произнесла:
— Разумеется, подождите. Только я не знаю, когда он вернётся.
— Спасибо! — вновь поблагодарила незнакомка и представилась: — Меня зовут Катя.
— Ангелина.
Геля заварила чай, поставила на стол вазочку с конфетами, открыла пачку вафель. Надо было о чём-то говорить, и Ангелина без любопытства, а просто чтобы прервать молчание поинтересовалась:
— Вам, наверное, скоро рожать?
— Да, по срокам на следующей неделе.
— Может быть, я передам Борису, что Вы были, и он с Вами свяжется? А так, неизвестно сколько Вам придётся его ждать.
— Спасибо, но мне нужно лично с ним поговорить. Наверное, я Вас задерживаю, тогда я сейчас уйду. Я подожду у подъезда, — женщина тяжело стала подниматься со стула.
— Да зачем же у подъезда! — Ангелина всплеснула руками. — Нисколько Вы меня не задерживаете, не мешаете. Может, Вы есть хотите? Давайте я картошку с рыбой погрею.
От угощения гостья отказалась, медленно пила чай, потом грустно подняла глаза на Ангелину и едва слышно вымолвила:
— Вы не обращайте на меня внимания, занимайтесь своими делами. Хотите, я пойду в малую гостиную, посижу там. Не бойтесь: я не воровка, не аферистка, ничего не возьму.
— Катя, а Вы хорошо ориентируетесь. Вы раньше работали здесь? В смысле, убирались в этой квартире? — догадалась Геля.
— Я здесь жила. Я бывшая жена Бориса Евгеньевича, — устало и совершенно равнодушно произнесла Катя.
Ангелина помнила, что Борис упомяминал, что жена ушла от него к его же другу. Именно этим эпизодом объясняла себе Геля постоянную ревность жениха. Думала, что он боится быть вновь обманутым, как говорится, обжегшись на молоке, на воду дуют. Бывшая жена рисовалась в воображении этакой бессердечной красоткой, легко меняющей мужей, не заботясь о их душевном состоянии, но эта Катя с тёмными кругами вокруг несчастных глаз никак не подходила под образ коварной изменшицы.
— Борис мне рассказывал, что Вы от него ушли, — Геля осеклась на полуслове, решив, что её замечание бестактно.
— Не ушла, а сбежала, — тем же бесцветным голосом поправила Катя. — Если бы я не Андрей, я бы сошла с ума.
— Андрей — это Ваш новый муж?
— Давай «на ты». Так проще. Андрей мой муж, — голос гостьи потеплел. — Он замечательный человек. После Бориса я долго раны зализывала и уже не могла вообразить, что бывают такие мужчины, как Андрей. Ночью просыпалась, смотрела на Андрея и понять е могла, за что такое счастье мне выпало. Ты давно с Борисом живешь?
— Второй месяц.
— А я десять лет с ним промучилась, — Кати печально посмотрела на Гелю, словно ища у неё сочувствия.
— Почему ты с ним мучилась?
— Потому что ту жизнь только мучением можно назвать. Хотя иногда мне казалось, что я привыкла и что всё у нас нормально, а по-другому и не бывает, почти научилась жить с мыслью, что это навсегда. За десять лет я превратилась в живую мумию, без эмоций и сил. Только с Андреем я узнала, что есть другая, нормальная, жизнь, в которой меня уважают, считаются с моим мнением.
— Так всё же? Что такого ужасного было?
— Я не хочу тебя настраивать против Бориса. Может, у тебя всё по-другому получится. Хотя он такой, какой есть. Вопрос, как ты это примешь.
— Что «это» я должна принять?
— То, что ты ищешь сильное плечо, а найдёшь тирана, — сказано было спокойно, как о чём-то самом заурядном.
Геля изумлённо посмотрела на гостью:
— Он тебя бил?
— Чтобы сделать жизнь невыносимой, необязательно руки распускать. Хотя и это бывало, когда я своё несогласие проявляла.
— А это сразу началось, то, что ты несогласие проявляла, а он дрался.
— Борис не дрался, он бил, — Катя скривила губы, замолчала, но через минуту тем же бесцветным голосом продолжила: — Ну, а началось, конечно, не сразу. Я ещё в универе училась, когда мы познакомились. Я тогда только в Москву приехала, на истфак поступила, а Борис взрослый, солидный, он очень красиво за мной ухаживал. Покупал мне подарки, а комендант нашего общежития каждое утро передавала мне цветы от него. Всё девчонки в общежитии мне завидовали. Вскоре я к нему переехала, и началось: он мне не разрешал с кем-либо дружить тесно, даже к родителям ездить запрещал. Но я, дурочка, думала, что это от любви, ни на минуту со мной разлучаться не хочет. А потом потребовал, чтобы я учиться бросила. Родители меня ругали, друзья, но я влюблена была; как собака, ему в глаза заглядывала, что он хотел, то и делала. Мне только двадцать было, а я уже превратилась в женщину-домохозяйку, полностью зависящую от мужа. Мне нельзя было выходить куда-то без его разрешения. Ему надо было полностью меня контролировать: телефон на прослушке, геолокация постоянно ему показывала, где я нахожусь. Я без него и шагу не смела сделать. Как-то увидела у него помаду на рубашке, конечно, выступила, он стал орать: «Да кто ты вообще такая, чтобы мне указывать?! Ты здесь никто,