не заметила. – Лукас сейчас… с сестрой. Ему было так одиноко без вас, что она не смогла оставить его.
– Так они ещё не спят? – приподняла брови Хлоя. – Я могла бы зайти к ним…
– Не стоит, доктор, Лукас только-только успокоился. Если он увидит вас – точно не уснёт до утра. Я передам Аманде, чтобы она уложила его спать поскорее, ладно? Вы очень устали с дороги, я ведь вижу, – он заискивающе улыбнулся, – вам нужно отдохнуть, доктор. Утром найдёте Лукаса в его комнате, мы его приведём.
– Что бы я без вас делала, – благодарно пожав его руку, кивнула Харрис. – Хорошо, спасибо. Надеюсь на вас.
– Не переживайте, – прибавил Зак, провожая её до комнаты. Попрощавшись с ним, Хлоя прикрыла за собой дверь и демонстративно вжикнула замочком сумки. Достала пижаму, прочие необходимые вещи, стараясь одновременно создавать «рабочий шум», и тут же – прислушиваться к происходящему в коридоре.
Наконец, спустя десять минут, раздались шаги и лёгкое постукивание. Стук Хлоя узнала, так катилась коляска Лукаса – он не прерывался, значит, его кто-то вёз. Разумеется, вряд ли Эосфор был сейчас в состоянии куда-то добраться самостоятельно, даже если на пути не было препятствий.
Дверь рядом с её комнатой открылась. Девушка уже была в постели и старательно притворялась спящей на случай, если к ней кто-то заглянет. Ещё стук – коляска преодолела порожек комнаты Лукаса. Потом пыхтение – наверное, Захария с кем-то укладывал старшего брата в постель. Снова послышались шаги, кто-то сходил в ванную комнату, набрал там во что-то воду, вернулся обратно. Всё это продолжалось с полчаса – но Хлоя была рада уже тому, что Эосфор больше не был подвешен за руки в подвале.
Она слышала его неконтролируемые беспомощные, жалобные стоны, и изо всех сил стискивала ткань одеяла, жмурясь, понимая, что просто не может помочь. Попыткой сделать лучше она могла создать кучу проблем – гораздо серьёзнее тех, что были у них сейчас.
Ей удалось уснуть лишь через час, когда братья покинули комнату Лукаса, оставив его в одиночестве. Он притих – может быть, они что-то ему вкололи, или вынудили выпить, чтобы на время унять боль и заставить уснуть. Харрис буквально приказала себе остаться лежать и отдыхать – ей нужны были силы, чтобы суметь помочь ему утром. А если она начнёт бегать к нему по ночам, это точно ни к чему хорошему не приведёт.
Утро было кошмарным. Хлое пришлось выслушать лживые объяснения Годфри, явившегося к ней в комнату, по поводу вчерашнего звонка его сына. Она даже не придала им значения – просто молча кивала, делая вид, что верит. Позже Эосфор с притворным вздохом сообщил, что иммунитет Лукаса ослаб в больнице, и он слегка приболел – Харрис было страшно представить, что именно скрывалось за этими словами, но и им она «поверила», даже подтвердила каким-то медицинским фактом. Она пообещала, что позаботится о нём и даст ему пару дней отлежаться в постели – Годфри хищно ухмыльнулся, кивая в ответ на эти слова. Того он от неё и хотел – чтобы она не могла проверить, что он сделал с сыном, чтобы не стала осматривать его тело. Впрочем, она уже видела достаточно.
Он был уверен, что правду Лукас ей всё равно не расскажет – и Харрис с трудом удержала на лице сочувственную улыбку, когда мужчина покинул её комнату, позволяя переодеться и приготовиться к работе.
Впервые за несколько дней натянув на себя что-то, кроме свитера и наскоро умывшись, Хлоя поспешила к Лукасу. Секунду помедлила, стоя возле его двери, боясь увидеть, в каком он состоянии, но всё же решилась и вошла в комнату. Замерла, оглядывая Эосфора-младшего.
Он выглядел едва ли хуже обычного. Они знали, что делать, чтобы причинить максимум боли и нанести минимум повреждений, и к тому же – почти не оставить следов. Хлоя бы ни за что не подумала, что вчера этот человек, измученный болью, задыхался в подвале, подвешенный за руки. На нём была кофта с длинными рукавами – и Харрис не нужно было закатывать рукава на ней, чтобы понять, что на запястьях оставались тёмные следы от ремней.
Она присела рядом. Эосфор, кое-как приподняв веки, посмотрел на неё расфокусированным взглядом. Он температурил, и голос у него слегка сел – наверное, он сорвал его, когда кричал вчера в подвале.
– Доктор… – с трудом выговорил Лукас. Хлоя осторожно сжала его руку, кивая. Она видела, что ему было сложно говорить, и заметила, что он едва сумел её узнать – и не собиралась настаивать на том, чтобы Эосфор прямо сейчас рассказывал ей всё, что случилось вчера днём. Харрис понимала, что была виновата в произошедшем – при ней Эосфор такое бы с сыном не совершил.
– Я здесь, – Хлоя заставила себя ободряюще улыбнуться, сжимая его тонкие пальцы. – Я здесь, Самаэль. Прости, что так долго. Прости, что… не была рядом вчера, – слова давались с трудом, но она буквально давила их из себя. Лукасу сейчас нужно было услышать чей-то голос. Пусть даже человека, который отказал ему в помощи, когда он умолял об этом.
Харрис осторожно притронулась к его левому плечу, нащупала под тканью кофты бинты, которых вчера не видела в подвале. Предусмотрительно. Они даже поменяли ему повязку на укусе, изображая заботу. Хлоя глубоко вздохнула, беря себя в руки. Она должна была быть сильной. В конце концов, она сама на это подписалась.
И, открыв глаза, девушка, наконец, приступила к своей работе.
У неё почти не было идей, как помочь Лукасу, кроме того, как дать ему обезболивающее. Эосфор ослабел, совершенно не имел сил, чтобы перебираться в коляску, или даже просто приподняться в постели. Харрис представляла, как у него ломило спину, поэтому не настаивала на том, чтобы он вообще хоть как-то двигался. Всё, что она могла сделать сейчас – слегка унять боль таблетками, которые привезла для самой себя. Обезболивающих в аптечке почти не было, да и её содержимое наверняка подвергалось тщательному контролю. Оно им ещё могло понадобиться попозже.
Лукас отказывался от еды. Хлоя чувствовала, что он был прав – ему в пищу могли насыпать чего-нибудь нехорошего, чтобы притупить чувства во всём теле. И, честно говоря, ей не хотелось это проверять. Кто знает, пользовался ли Годфри услугами профессиональных химиков постоянно – а переборщить с дозой было проще простого. Одно дело – держать сына на привязи, изредка делая новый укол, просто чтобы к ногам не вернулась чувствительность, и совсем другое – парализовать его полностью, сделав
