на самоопределение, чтобы бороться с призрачной атакой на "женственность".
Транс-исключающие феминистки утверждают, что транс-женщины не могут быть женщинами или что они могут принадлежать к второму классу женщин. В противном случае они бы отняли что-то у женщин, которым при рождении присвоен женский пол. Когда TERF утверждают, что их пол присвоен, они, по сути, признают, что считают свой пол собственностью, чем-то украденным у них, но они все еще существуют в рамках тех полов, которые у них есть, так что же именно изменилось? Действительно ли что-то было потеряно или отнято? Самоопределение - извечная феминистская прерогатива, так зачем же отказываться от нее во имя авторитета, который одновременно является патерналистским и собственническим? Трудно понять, почему жизнь трансгендерной женщины должна каким-то образом угрожать жизни женщины, сохранившей свою изначальную половую принадлежность. Это два разных пути, но один не отменяет другого.
К сожалению, антитранс аргументы делают еще один шаг, настаивая на том, что транс-женщины - это замаскированные мужчины-хищники, или что они могут ими быть. В такой момент идея трансфемининности представляется как опасный фантом, подобно тому, что можно увидеть в дискурсе правых. Это не люди, которые борются за то, чтобы назвать себя, открыто жить в соответствии со своим полом, требуя прав на доступ к медицинскому обслуживанию и юридической защиты от дискриминации и насилия. Нет, транс-женщины здесь - это призрачно увеличенные хищницы, воплощающие все самое опасное в мужском сексуальном насилии. Это не первый случай, когда феминистки вступают в союз с правыми. Мы видели это, когда Маккиннон и Дворкин заключили союз с кампаниями по борьбе с порнографией, поддерживая христианских правых в США даже тогда, когда они выступали против визуальных репрезентаций лесбиянок и геев, столь важных для этих движений.
Перспективы коалиции действительно кажутся туманными, когда подобные заявления усиливают фантомы, которые укрепляются по мере их распространения. Социальные медиа только усугубляют ситуацию, поскольку обвинения и доносы разлетаются свободно, без личной ответственности, а репутация разрушается с поразительной легкостью. Вся эта история вызывает особую тревогу, если учесть, что антигендерные идеологические кампании правых направлены как против феминизма, так и против прав транссексуалов, мобилизуя психосоциальные фантазии о том, что обе группы "убивают детей" или подвергают их насилию, что они бросают вызов неизменному характеру "естественной семьи" и отходят от патриархальной иерархии. По мере обострения дебатов в работу включается еще один актор, который сначала кажется просто фоновым шумом: государство расширяет свои регулятивные и дисциплинарные полномочия в вопросе смены пола, решая, какие учреждения могут предоставлять гендерно-утверждающий уход и каковы будут условия ухода или патологизации; государство расширяет свой контроль над репродуктивными свободами, ограничивая права каждого на прерывание беременности; военная машина усиливается, а вместе с ней и гипермаскулинные национальные идеалы; социальные услуги и социальная демократия разрушаются, поскольку неолиберальные метрики становятся единственным определяющим фактором ценности.
Подобно Трампу, Орбану, Мелони, Ватикану и всем остальным правым, которые отказываются от самоопределения как основы для смены пола, транс-исключительные феминистки утверждают, что гендерная мутабельность - это незаконное использование свободы, превышение полномочий, присвоение, и поэтому они поддерживают бюрократические, психиатрические и медицинские барьеры на пути реализации этого права. Ватикан считал, что защитники гендера крадут творческие силы Бога; транс-исключительные феминистки думают, что их собственные половые тела присваиваются гнусными субъектами. И все же, когда наступает тишина, их тела остаются нетронутыми, и у них ничего не украли. Многие TERF вряд ли согласились бы с позицией Ватикана, но их убеждения порождают тот же страх и подавление.
С одной стороны, транс-люди, в частности женщины, сталкиваются в современном радикальном феминизме с отрицанием того, кто они есть, с согласованными усилиями по выхолащиванию транс-существования. С другой стороны, транс-исключающие феминистки утверждают, что их законная собственность, их пол, отнимается у них "ненастоящими" женщинами. Кому же на самом деле причиняется вред? В Испании TERF утверждают, что "быть женщиной - это не чувство", стремясь такой фразой развенчать транс-женщин, которые говорят, что чувствуют себя женщинами. Эти феминистки утверждают, что быть женщиной - это не чувство, а реальность. Однако для трансженщин и трансмужчин быть женщиной или мужчиной - это тоже реальность, прожитая реальность их тел. Категория "женщина" не говорит заранее, сколько людей могут участвовать в описываемой ею реальности, и не ограничивает заранее формы, которые эта реальность может принимать. На самом деле, феминизм всегда настаивал на том, что вопрос о том, что такое женщина, является открытым, что позволило женщинам реализовать возможности, которые традиционно были недоступны для их пола.
Самое важное, что гендер - это не просто индивидуальный атрибут или свойство. Никто не владеет своим полом. Мы рождаемся в гендерной среде благодаря определению пола и сопутствующим социальным ожиданиям. Если принять это как истинное утверждение, то можно согласиться с идеей гендера. Конечно, некоторые из нас претендуют на данные нам полы и в этом смысле становятся теми, кто нам присвоен. Другие пытаются расширить эту категорию или каким-то образом квалифицировать ее, чтобы она работала в их жизни. Другие же выбирают другую категорию, которая позволяет расцветать в том виде, в котором гендерная принадлежность была заблокирована. Можно заявить о своем гендере, но он уже по своей сути выходит за рамки его понимания. Говоря: "Я - женщина", человек уступает категории, которую он не сам создал. И все же мы пытаемся сделать ее своей, в то время как все это происходит вне логики собственности.
Междоусобная борьба феминистских и транс-ученых и активистов в Соединенном Королевстве, похоже, является самой раздирающей в современной жизни, за исключением, пожалуй, Испании, где права трансов обсуждаются в национальной ассамблее. В то время как в других регионах мира создаются сильные коалиции, такие как Ni Una Menos, включающие транс, феминисток и LGBTQIA+ группы, выступающие против расизма, добывающей промышленности и капиталистических структур долга и экономического неравенства, ситуация в Соединенном Королевстве является примером радикального разделения и противостояния, с попытками закрыть программы гендерных исследований и ассоциировать ученых в области гендерных исследований со сценами насилия. Причин для такого крайнего раскола много, но определенную ответственность несет само правительство, которое попросило общественность обсуждать детали медицинского обслуживания транссексуалов, пока оно пыталось сформулировать, а затем пересмотреть свою собственную политику в области здравоохранения.
Государство является особенно влиятельным игроком на сцене как в Испании, где закон о транссексуалах обсуждался в 2023 году, так и в Великобритании, где дебаты ведутся с момента принятия Закона о признании пола в 2004 году, его реализации в 2005 году и пересмотра в 2018 году. Этот закон разрешал людям, охваченным Национальной службой здравоохранения (NHS), менять пол, если они проходили лечение и были одобрены практикующим врачом или зарегистрированным
