самом деле, что делать, если я встречу ягуара? Правда, есть у меня перочинный ножик, но что в нем толку!.. Придется подавить страх и стоять спокойно на месте — авось, хищник уйдет.
Я шел медленно, напрягая слух и поминутно оглядываясь. И вдруг на повороте застыл как вкопанный: метрах в десяти от меня на самой тропе лежал пятнистый зверь. Он вскочил, метнулся в сторону и исчез в кустах. В первый миг мне показалось, что это ягуар, потом я узнал оцелота. Тем не менее я до того перепугался, что едва не потерял сознание, когда минутой позже у меня из-под ног взлетел тинаму. Мне стало смешно, и уже смелее я зашагал дальше, высматривая подходящее место, чтобы соорудить шалаш и развести костер.
Проходя купу пышных пальм, я встретил крокодиленка, который приветливо помахал мне хвостом; затем из зарослей выскочили два оленя, и над ковром из глянцевых зеленых листьев замелькали их коричневые крупы с белой полоской посередине.
Немного спустя я опять вспугнул тинаму. Он семенил, ничего не подозревая, по тропе, потом вдруг оглянулся, увидел меня, испугался и улетел.
Пройдя еще несколько холмов и заболоченных лощин, я услышал впереди причудливые звуки. Я пошел тише и увидел сквозь листву около полусотни агами. Точно пепельно-серые мячи вышагивали они на длинных ходулях. Одного моего неосторожного движения было достаточно, чтобы большинство с громкими криками разбежалось в стороны; некоторые, усевшись на ветвях, с любопытством разглядывали меня.
Чуть дальше длинный отлогий спуск сменился новой аллювиальной террасой, и я очутился на берегу мелкой реки, тихо бегущей по черному каменистому руслу. Высоко над водой плотно смыкались древесные кроны. Здесь было сумрачно и таинственно.
Ширина потока превышала двадцать метров — он был шире всех рек, виденных мной после Эссекибо. За рекой тропа, извиваясь, поднималась по почти отвесному склону холма, а возле нее стоял недавно сооруженный каркас для брезента. Я узнал работу Безила. Как ни обрадовала меня мысль, что я нахожусь на верном пути, я слишком устал, чтобы идти дальше, и присел отдохнуть на прогалине.
Скоро мне пришлось пересесть, чтобы не очутиться в тени. Земля была сырая, холодная, я устроился на кучке увядших листьев, но из них тоже сочилась влага. Короткие штаны, легкая куртка, теннисные туфли — не очень-то надежная защита от сырости и холода… Мне предстояла нелегкая ночь.
Я неохотно встал и принялся искать ящики с продовольствием. Нет… Может быть, это не то место? Индейцы сказали, что оставили ноши на каменистой площадке, но все камни были уже позади. Не мог же я не заметить ящики, лежащие возле самой тропы! Так или иначе, без еды мне придется совсем плохо.
Я срезал перочинным ножом охапку веток — хоть листья и сырые, а подстилку сделать можно. Вспомнив, что у меня нет спичек, я попытался, пока не зашло солнце, развести огонь с помощью линзы от моего фотоаппарата. Однако она не давала достаточно яркого пучка лучей, и даже бумага не хотела загораться. Камни в реке не годились для того, чтобы высечь искру; не было видно и тех деревьев, из сучьев которых индейцы трением добывают огонь.
Я ждал.
Солнечные зайчики медленно перемещались по земле. Носильщики должны были быть здесь уже полтора часа назад — при условии, если они вообще двинулись с места…
Четыре часа. Я дрожал от волнения. Если пойти сейчас назад, то я успею до наступления темноты вернуться к реке, у которой делал привал: возможно, они остановились там. Ну тогда уж я с ними поговорю! Все во мне кипело от ярости.
В четверть пятого я вскочил и зашагал обратно. Через двадцать шагов почувствовал, что слишком устал, и не одолею весь этот путь. Пройдя двести метров, увидел шагающего мне навстречу носильщика.
Это был Марк, хитроватый парень, единственный из ваписианов, умевший сносно объясняться по-английски. Он нес ружье.
Тревога моя рассеялась, я испытывал облегчение и радость.
— Подстрелил что-нибудь? — крикнул я Марку.
Он покачал головой.
— Жаль, не было у меня ружья, — продолжал я. — Мне встретились два маама (тинаму), два оленя, стая агами и небольшой оцелот.
Марк опустил свою ношу на землю. Предельно усталый, он прошел к реке, напился, потом вернулся ко мне, стряхнул капли воды с мокрых рук и сел рядом. Он не меньше меня обрадовался нашей встрече. Мы заговорили об оплате за работу: Марк считал, что денег достаточно, но вот еды маловато. Так тяжело работать ему еще не приходилось. Ноша, которую он принес сейчас, еще ничего, а вот три сорокапятилитровые канистры с керосином — с теми просто мучение. Носильщики из отряда Безила тащили их по очереди, небольшими переходами. Где продовольствие? Оно лежит на холме, сразу за рекой.
Сначала Марк немного робел, но постепенно повеселел и оттаял. Мы стали обсуждать, как организовать переброску грузов через горы и как улучшить питание.
Тем временем подоспели и остальные. Мой гнев и тревога прошли; не нужно было казаться суровым — ведь победа осталась за мной! По смущенным взорам носильщиков я понял, что они не хотели идти, думали, что я вернусь, и теперь не знают, какой их ожидает прием. Они, должно быть, так и не двигались с места, пока не услышали издалека мое ауканье, и только после этого пошли. Что ж, пока удача на моей стороне!
Переправа через Таруини
Отдохнув, Иона и Эндрью подошли ко мне. Вид у них был виноватый, но оба старались держаться как ни в чем не бывало. Зато у обоих внезапно пробудился интерес к работе: с подчеркнутым вниманием рассматривали они карту, строили предположения о следующем этапе, рассказывали о том, что видели по дороге, — одним словом, совершенно преобразились. Я решил вести себя так, словно ничего не произошло, и спокойно включился в беседу.
— Эта река называется Таруини, — объяснил Эндрью, — «Гусеница» на языке ваписианов. Ваи-ваи называют ее Хороко-во. А до нее мы перешли Юруа — «Духовая трубка», — это там, где вы нас догнали, и Яи-мо, она же Кукуи, или «Гарпия». Яи-мо мы пересекли дважды.
Мы обратились к нашим приблизительным, несмело раскрашенным картам. Одна из них, самая неточная, изображала область «Моррос до Таруэне» и реку — совсем неверно. Остальные названия вообще отсутствовали.
— Когда мы дойдем до Мапуэры, она будет у́же этой реки, — продолжал Эндрью, — вдвое у́же. Придется не один день идти пешком вниз, пока мы сможем спустить лодку на воду.
— Мапуэр-вау: кириванхи! — произнес Уильям, уловив знакомое слово; стоя рядом, он напевал
