губу и пытаясь сосредоточиться на её лице.
Жёлто-зелёные глаза у серьёзной Евы быстро похитрели и сузились. Мне было тяжело смотреть перед собой, но очень хотелось продолжать это видеть.
— Да ничего, — пожала она плечами, и её грудь, приподнявшись, быстро вернулась под воду. — А ты что, ревнуешь?
Ну, раз я начал эту херню…
— А тебе хочется, чтобы ревновал? — выговорил я и не успел ничего понять.
Ева трепетно приблизилась и влажно чмокнула меня в губы, выжидающе задержавшись у вспыхнувшего лица.
Я заметил, что громко и часто вбираю воздух только, когда она задышала со мной в унисон, и буквально облокотился ртом об её приоткрывшиеся губы. Начал старательно вбирать их в рот и ласкать языком, поглаживая девчонку за холодную шею, а она продолжила тяжело вздыхать, будто я нуждался в искусственном дыхании.
У меня притупился взгляд — ничего было не разобрать вокруг, только её раскрасневшиеся сладкие губы, чередующиеся с нежно проскальзывающим кисловатым зыком. Я весь вечер наблюдал, как она пила текилу с лимоном, оставаясь трезвой.
Очнулся я от того, что простонал во время поцелуя, и задрал вскружившуюся голову, пытаясь отмахнуться от очередного сна. Но Никольская всё ещё никуда не исчезала.
Придерживала меня за шею, истерично кусая свои сочные губы.
— После Москвы… У тебя будет «собеседование» с Артёмом Загорином в Уфе, — вздохнул я и обессиленно склонил вниз потяжелевшую голову к воде. — Билет я тебе купил.
Девчонка, чуть не придушивая, заставила меня посмотреть в её похолодевшие глаза.
— Не похоже, чтобы так звали женщину, которую ты мне обещал!
— Только он хочет с тобой поработать, — оправдываясь, свёл я брови.
Ева ещё раз жадно приложилась к моим губам, и я стыдливо понял, что желал её очень нежно, не выходя из этого бассейна.
— Не отдавай меня ему, пожалуйста, — шепнула девчонка и уткнулась мне в шею, прижимаясь прохладным телом.
Не отдавать? Я чуть не проглотил свой язык, чувствуя, как заколотилось по рёбрам сердце.
— Господин! Скажи честно, ты ведь не хочешь, чтобы я уезжала? Скажи!
У меня дрогнул рот, когда я чуть не послушался Никольскую.
Не хотел, правда. Где мне потом тебя, придурошную, искать…
— Я… — замер.
До ушей долетело странное эхо, и у меня получилось чуть обернуться к двери. За неё уже ускользал заставший нас Муратов.
Часть 2. Глава 31. Пытки
— Гос-по-дин! Гос-по-дин! Гос-по-дин! Гос-по-дин! Гос-по-ди-и-и-ин! — до шатра то и дело волнообразно долетал натренированный хор вперемешку с визгом девок, уже с утра занявших места возле главной сцены. Крики были настолько громкие, что перебивали выступления, проходившие на других, более маленьких площадках. — Йа-а-а-а-а-а-а-а-а!
Когда мы въехали на тонированной машине на территорию фестиваля, в глаза бросился целый палаточный город. Москва баловала нас солнцем и плюсовой температурой первого марта, но после зимы, только что закончившейся по календарю, по-любому земля была ещё ледяная.
Подумать только, сколько баб было готово спать в голом поле, чтобы послушать Death Breath вживую…
— ГОС-ПО-ДИН! — скандировали они и заходились нечеловеческим писком.
Не выдержав, я нервно хохотнул и облокотился головой о спинку дивана, продолжая прятаться за солнцезащитными очками в шатре.
После перерыва от живых выступлений в год… И звенящий трезвости после праздного Питера даже немного шкалил адреналин в похолодевшей крови. В груди, под массивной кожаной курткой, чувствовалась слабость, позволяющая дрожи легко взять меня в оборот. Нехорошо. Лучше не снимать очки не то что до выхода — до второго блока. Я распластался по дивану руками и ногами шире, будто мог вместе с воздухом отхватить себе ещё немного важности, и продолжил пялиться под высоченный купол.
— Такое ощущение, что они только тебя ждут, — вякнул Гриша, волнительно наяривая дробь барабанными палками по столу.
Хах, а чего он ждал? Ещё ни разу на сцене с нами не выступал, а уже хочет признания?
Не отвлекаясь от потолка, я приступил приободрять себя перед выходом.
— Так и есть. Я подарил группе рифмующееся название, чтобы фанаты могли его скандировать. Но вы, видимо, недостаточно привлекательны, чтобы вас звать на сцену.
По шатру раскатился мужской, надрывный смех, а стук вдруг стих. Я осторожно выглянул из-под кромки очков.
— Может, скинем его со сцены? Пускай фурии полакомятся, — в меня полетели по очереди одна, а затем и вторая палка, слабо шлёпнув по животу. Они закатились в сгиб дивана.
— Я за! — в кругу объявился вычесанный, загримированный басист. — Вы же про Лёнчика? Пускай этого Дориана в пыль сотрут!
Надеюсь, Андрей так шутил. А то мне почему-то стало не по себе.
— Вы хотите повторить сцену из «Парфюмера»?
— Гос-по-дин! Гос-по-дин! Гос-по-дин! — заглушило наш разговор.
— Бог ты мой, бедные секьюрити! Ещё сорок минут до выхода. И полчаса на законное опоздание, — хохотнул басист. — Вань, помнишь, в том году ты накидался прямо перед выходом, а на сцену мы тебя заносили?
Муратов сидел на другом конце дивана, поодаль от остальных и без конца залипал в телефоне. Я знал, что он загонялся из-за первого его выхода на публику в роли Юдина — просто дичайше нервничал, искусал все губы, не проронив ни слова. Шарахался от организаторов, что, в принципе, было не отличить от оригинала. Но вместо того, чтобы пообщаться с нами, листал переписку с Вилкой. Я слышал, она ему не отвечала с утра, наверное, была занята муштрой в университете, а он кис перед выступлением.
Андрей, придурок, решил, что Ванечка ему подыграет.
— Эй! Юдин, бл*дь! — басист приблизился к дивану и выдрал у застигнутого врасплох Вани телефон. — Я с тобой разговариваю!
Муратов вылупил свои дикие глаза на Андрюху.
— Ты ах*уел? — ой, понабрался-то…
Басист швырнул добычу в мою сторону, схватив ошарашенного гитариста под рёбрами, и начал стаскивать на пол. Я быстро прибрал разблокированный мобильник себе под руку.
— Оставь свою старушку в покое! Дай ей, наконец-то, на рынок сходить спокойно, голубей покормить! А ты — пошли со мной в гримерку полоскать горло! — Муратов моментально извернулся, как котяра, почти ускользнув, но басист удержал его под локоть. — Сука, сильный какой! Ну-ка, помогите мне его унести!
К Андрею подорвалиь Гриша с Дроном, и у сдавшегося Вани, «повторяющего» свою судьбу годичной давности не осталось шансов. Придуряющиеся парни понесли его, словно шкаф — а лучше, как гроб — в соседний шатёр. Одни только кудри злобно скрестившего руки гитариста затряслись в воздухе, и я остался снова наедине с ней…
С той, кому в глаза не смотрел сутки с тех пор, как протрезвел. Мимо нас угорело бегали работники сцены, продолжая настраивать по указаниям Юргена звук. А Никольская, уже подготовленная
