плечо, больно сделать вдох, но это не перелом, ушиб. При переломе вообще дышать невозможно. Ноет рассеченная бровь, а засыхающая кровь стягивает кожу. Я провел языком по зубам — все на месте. По губам, вспомнив сплюнутую кровь — целые. Значит, кровь затекла в рот из рассеченной брови.
Закончив с кроватью, Шрек обыскал шкаф, тумбу, мои вещи, пожалованные Джабаровой. Посмотрел на меня виновато, на Артура — злобно и развел руками:
— Ничего. Артур, братишка, ты уверен, что заначка была?
— Я че вам врать буду?! — оскорбился тот. — Вы кому верите: мне или этому?! — Он указал на меня пальцем.
— Тебе, конечно, — ответил ему мелкий шкет по имени Кирюха, зыркнув на меня. Голос его все еще звучал сипло, с присвистом. — Вот только мне одно непонятно. Я на улице не стал говорить, а сейчас скажу, а то непонятки какие-то. Ты вчера ко мне приходил, помнишь?
— Ну, — ответил Артур.
— Ты же взаймы просил! Типа, Кирюха, в кино с Олькой собрался, займи сотню до зарплаты. Было такое?
— Ну было.
— И у меня просил, — задумчиво сказал Пушкин. — Только я не дал, сам на мели.
— А потом тебя Кот на боях видел, с буками общался, — сказал Кирюха. — Чуете, пацаны, к чему клоню?
— Сука, — сплюнул Кот. — Козлина, ты, Артурка. Чужими руками решил и от соседа избавиться и денежные вопросы свои порешать?
— То-то он нам про Санин телефон новый в уши лил! — воскликнул Пушкин. — Ты чего, Артурка, попутал? Сколько на ставках слил, балбес?
Мищенко молчал, но смотрел… Я бы сказал, что он смотрел на Артура матом. Мы с комендантом переглянулись, и он поставил точку:
— Баста! Вы четверо сами между собой разбирайтесь, но так, чтобы нашли виновного и к утру рапорт мне на стол положили! Тебя, Костя, в первую очередь касается! Ясно?
— Так точно… — без энтузиазма ответил Кот.
Кирюха и Пушкин кивнули, Артур промолчал. Я и без таланта понял, что он сейчас больше всего на свете хотел бы провалиться под землю.
Мищенко это не устроило. Он повернулся к Пушкину и шкету, посмотрел на них матом.
— Недоразумение вышло, — косясь на меня, проговорил Пушкин без особой интонации.
— Да, — кивнул шкет, — ты, это, Саня, уж извини.
На самом деле ни один, ни другой не чувствовали угрызений совести. Они хотели набить морду Артуру за то, что он их подставил. А вот Шрек искренне сожалел, правда, не извинялся — стыдно было.
— Так, — молвил Мищенко, глядя на меня. — А ты, Саня, бери свои вещи, переезжать будешь. Шо глазами блымаешь?
Я сгреб вещи в пакет и направился за комендантом, ощущая, как Артур не хочет, чтобы мы оставляли его с друзьями. Надеюсь — бывшими.
— От же яка падлюка цей Артур, а? — говорил комендант, спускаясь по лестнице. — Такий ве-е-ежливый, приятный парень. От же гнида. Не место таким в рядах советской милиции. Ты извини, шо поселив тебя до него. На второму этаже комната освободилась, семья с ребенком квартиру получила. Пока там поживешь, но шобы девчат, — он погрозил пальцем, — не трогал!
— Товарищ Мищенко, честное слово, инициативу проявлять не буду! Но если сами меня тронут, я не виноват!
— Горазд ты языком болтать, Саня, — покачал головой комендант.
Когда он отворил дверь, я улыбнулся. Сегодняшний день точно решил меня вознаградить! Эта комната была больше моей предыдущей в два, а то и в три раза! Тут была огромная двуспальная кровать, отделенная от входа пластиковой перегородкой, письменный стол с электрочайником, белый изящный шкаф.
— Спасибо, товарищ Мищенко! Вот теперь заживу!
— Посуду и белье возьмешь внизу. Перекись и вату також дам. Сильно тебе помяли?
— Да так, пустяки.
— Располагайся. Но не забудь спуститься.
Едва он закрыл дверь, я проверил полочки, что над столом, нашел там заварной чай, несколько кусочков сахара и пару галетных печений. Печенье есть нельзя, по нему, наверное, тараканы бегали, а вот от горячего чаю я не откажусь. Но позже. Заберу вещи, помоюсь, лягу спать…
Я непроизвольно зевнул, но заставил себя спуститься и забрать у Мищенко белье, чашку, ложку, вилку, нож и тарелку. Еще полотенце, салфетки, аптечку… Черт, только сейчас заметил, что костяшки рассадил.
Когда начал подниматься, уронил пакет с кроссовками, и тут дверь первого этажа распахнулась, и навстречу вышли Настя, блондинистая Наташа и ее ухажер, все были изрядно навеселе.
Настя бросилась поднимать пакет. Запрокинула голову, чтобы заглянуть в глаза.
— Ты как, Саша?
— Слегка помят, но не сломлен.
— Не рушим, — хихикнула она и забрала еще один пакет. — Давай тебе помогу.
— Получается, что этот Артур тебя оговорил? — поинтересовалась Наташа и обратилась к кавалеру: — Ну ты представляешь? Уже вся общага знает, как он на ставках в долги влез!
Парень кивнул, обнял ее за талию.
Мы всей процессией двинулись помогать мне донести вещи. В тряпичной клетчатой сумке, которую нес кавалер Наташи, что-то позвякивало, намекая на то, что эта компания планирует продолжение банкета.
Очень не хотелось бы, чтобы они завалились ко мне, но нет, Наташа с кавалером, точнее с мужем, у них у обоих обручальные кольца, пошли дальше по коридору, а Настя впорхнула в мою комнату с номером 227, сгрузила пакеты, подбежала ко мне и встала на цыпочки, касаясь ссадины на лбу кончиками пальцев.
— Больно?
— Пустяки, — отмахнулся я.
— У тебя все лицо в крови, нужно оттереть. Я сейчас!
Девушка выскочила из комнаты, а вернулась с миской и тряпочкой, кивнула на стул.
— Садись, а то я не достану.
Я сел и позволил за собой поухаживать. Рука у Насти была легкая, я поплыл и едва не замурлыкал. А когда открыл глаза, девушка протягивала мне наполненную рюмку:
— Вот, дедов самогон. На можжевеловых ягодах. Тебе надо расслабиться.
«Почти джин», — подумал я, взял рюмку и спросил:
— А ты составишь мне компанию?
Девушка замотала головой, рассыпая по плечам темно-рыжие локоны, ее грудь заволновалась.
— Я много не могу пить, потом совестно… Разве что по чуть-чуть. Погоди только.
Она метнулась к двери. Щелкнула щеколда замка. Погас свет.
В полумраке комнаты, освещаемой только светом далекого фонаря, ко мне приблизилась Настя и хрипло сказала:
— Теперь составлю.
