–Брось, Юрий,– ого, как он ко мне ласково,– брось эти церемонии! Подойди, как видишь, сам пока не могу, я пожму твою верную руку!– Такое признание от фашиста стоит дорого.
–Здравствуйте, герр майор,– протянул я руку, подойдя к шикарной койке Дюррера.
–Вот, господа офицеры, перед вами образец нашего воспитания и мужества! Этот человек, по сути ребенок, пережил в жизни многое, но не потерял веру. Веру в нашу с вами идею, веру в истинные ценности цивилизованного народа. Юрий проявил себя как никто другой, он остался верен присяге и воинскому долгу, будучи в безвыходной ситуации. Прошу, господа, вы принесли то, о чем я рапортовал?
–Так точно, герр майор!– ответил один из офицеров и, открыв какую-то кожаную папку, достал оттуда лист плотной бумаги и ленту с крестом на ней.
Мама дорогая, да ладно? Быть не может!
–Юрий, за верность, мужество и заслуги перед нашим великим рейхом, ты награждаешься железным крестом и внеочередным званием унтер-офицера. Тебе оказали высокую честь, прими эту награду и служи так же достойно, как и ранее.
Выкрикнув нацистское приветствие и встав по стойке смирно, я дал повесить себе на шею красивую ленту, на которой и висел крест, а также получил какую-то грамоту, в которой было указано о повышении в звании.
–Молодец!– похвалили меня офицеры.
–Знаете ли вы, господа, что этот парень, воспитанник нашей школы, первый с начала войны, кто удостоился чести быть награжденным, да еще и получивший повышение в звании?
–Если он честно выполняет свой долг, почему нет, господин майор,– отозвался офицер, обладатель кожаной папки.
–До него был один, даже наградные на него были выправлены, но он оказался завербованным, и пришлось предпринять серьезные меры, чтобы уничтожить его. Юрий же верой и правдой служит нам и, надеюсь, останется таковым навсегда!
–Служу Великой Германии!– вновь четко отчеканил я, не поморщившись. Фигня какая, сохранять лицо перед фрицами, да они меня сами этому и научили.
Когда офицеры покинули палату, Дюррер подозвал меня к кровати и, вновь пожав руку, шепнул слова благодарности за спасение его жизни.
–На днях я убываю в Берлин, твоя задача – поправиться как можно скорее и приступать к работе. Скоро в нашей школе новый выпуск, я намерен прислать сюда, в Ровно, несколько новых агентов. Ты,– он указал на меня,– станешь их командиром.
–Так точно, господин майор.
–Наша вылазка оказалась бы удачнее, если бы не потери. Мы уничтожили отряд партизан численностью более семидесяти человек, жаль, что при этом потеряли так много наших друзей, партизаны дрались с упрямством обреченного, но мы еще возьмем свое. Ведь так, Юрий?
–Так точно, господин майор, возьмем.
Еще как возьмем. Уничтожил он отряд, ха-ха! Мне Часовщик рассказал, что убитыми в том бою партизаны потеряли шесть человек. ШЕСТЬ! Уничтожив при этом роту противника. Да, раненых было много, но мля, шесть человек погибшими, в таком бою…
Вернувшись в палату, я снял крест и рассмотрел. Нехило так, все же и у немцев подрос в звании и наградах, вот же, блин, история. Выучился у немцев, служу Союзу, а плюшки получаю в обеих армиях, нонсенс!
–Тебе записка,– в один из дней врач передал мне сложенный в несколько раз обрывок тетрадного листа.
В нем Часовщик звал на беседу. После первого его появления в госпитале я решил, что это опасно, и просил передавать что-либо с доктором. Вот и дождался. Врач оформил мне выписку, у коменданта госпиталя получил новые документы и спокойно покинул палату. По случаю ранения мне предоставили отпуск на восстановление, но первым делом я направился в комендатуру. Узнав у дежурного новости, меня здесь уже встречали как старого знакомого, направился в город. Необходимо было привести себя в порядок, постричься, сменить одежду. И уже после всех накопившихся дел я заглянул к Часовщику. Благодаря новой репутации я мог ходить где угодно, но это было и минусом, ранее меня никто не знал и не замечал, а теперь… Патруль на улице даже документы не спрашивает, видят ленту на шее и улыбаются, гады, кивают дружелюбно, надо же так все обернуть в свою пользу, да? Ведь практически я не сделал для рейха ничего, более того, ловушку-то я и устроил, а чествуют меня как героя. Ну, принимают за своего, если быть точным.
–В отряде появился мальчишка, причем легенда такая глупая, что наши даже смеялись,– рассказывал мне Часовщик.– Заявился в отряд и сообщил, что знает, кто их сдал и где тебя искать.
–Интересно,– задумался я,– может, тут как раз и не глупость, а расчет?
–Какой тут может быть расчет? Немцы тебя своим считают, но под предлогом твоей поимки хотят выманить ребят из леса.
–Тут что-то не то,– покачал я головой,– Дюррер назначил меня старшим, сообщил о прибытии мальчишек, но я их не видел, значит, работают они сами по себе, а это более чем странно. Интересно, кто именно поставил им задачу?
–Уже известно, кто,– усмехнулся Часовщик,– начальник фельджандармерии.
–Его что, взяли и допросили?– поднял бровь я.– Я про мальчика.
–Да, командир не стал миндальничать, парень много знает, плюс очень легко нашел отряд.
–Выследил связного?
–Да, но как он узнал, за кем именно следить надо?
–Это не трудно, достаточно пару дней скрытно понаблюдать, и картина сложится,– отмахнулся я.– Как вы ни старайтесь, отследить вас, любого, очень просто. Я уже на второй день в городе срисовал сразу четверых, всех позже видел в отряде. Обращайте внимание на тех, кто крутится рядом, это могут быть и мальчишки, и женщины. Они наблюдают, докладывают куда надо и делают выводы, возможно, не сами, но жандармы бдят, это точно. Один человек не ведет подозреваемого, а передает его по цепи, я все докладывал командиру, нельзя пренебрегать осторожностью. Многие из вас продолжают свою деятельность, не меняя ничего, на этом и попадаются.
–Вот же, надо быть осторожнее,– закусил губу Часовщик.
–Вам вообще бы перестать высовываться, хотя бы на время,– посоветовал я ему.– Не надо считать немцев дураками, плохо закончится.
–Что поделать, отряду нужна наша помощь, наша, подпольная. Мы еще как-то пытаемся жить здесь и приносить пользу, не бойцов же из отряда в город посылать?
–Да никто и не ставит под сомнение вашу работу, без вас и ваших товарищей подполья бы не было, а это здорово усложнило бы нам работу,– соглашался я. Как ни крути, а работу они проделывают колоссальную.
–Что ты намерен делать?
–Попробую разузнать, что и как, доложу, командир решит, как поступать. По мне, так я бы убрал уже этого оберста, слишком глубоко залез он. Дюррер оказался самолюбивым идиотом, который мечтал выслужиться, а этот – упоротый нацист. Да, передайте при случае мое предложение по оберсту, думаю, я смогу сам осуществить эту акцию.
–Как? Нам хватило одного…
