были мои родители... Они живут в городе Грёз. Они правители того мира. А я... Я там родилась. Я не создание доктора Финкельштейна. – Утираю глаза. – Он выкрал меня и забрал сюда, в город Хеллоуина, когда я была маленькой.
Лицо Джека суровеет, во взгляде теперь читается гнев.
– Выкрал! – Он делает движение в сторону двери, будто вот-вот сорвётся с места и помчится за Финкельштейном. – Никогда ему не доверял! Никогда мне не нравилось, как он с тобой обращается. Но мне даже в голову не приходило, что он... – Взгляд становится мягче, гнев сменяется воодушевлением. – Отведи меня к этой двери, – просит он. – Я хочу познакомиться с твоими родителями. Хочу побывать у тебя на родине.
Качаю головой, в душе снова боль – глубокая и всепроникающая при воспоминании о том, как я обрела родителей, чтобы тут же их потерять... Эта рана на моём льняном сердце ещё свежа.
– Из страха, что Песочный человек вернётся в их мир, они уничтожили свою рощу с деревьями-порталами. А затем и дверь в мир людей. – Невольно опускаю веки, закрываю глаза. – Больше туда нельзя вернуться, и своих родителей я никогда не увижу.
Джек притягивает меня к себе и заключает в объятия, точно может впитать мою боль, избавить меня от неё. И главное, я ведь понимаю: всё то же самое я сделала бы снова, хоть тысячу раз. Ушла бы из города Грёз, зная, что никогда не вернусь, чтобы только быть рядом с Джеком, касаться его лица, ощущать его губы на своих. Быть его Тыквенной королевой.
Это и есть та жизнь, которую я выбираю. Ради которой я готова пожертвовать всем остальным.
Наконец Джек обращает на меня внимательный взгляд.
– А где сейчас этот Песочный человек?
– Я его усыпила, – бурчу, зарывшись лицом в грудь мужа. – Лежит в фонтане.
– Ты вернулась сюда, совершенно одна, чтобы остановить его?
Я киваю.
– Надо же было восстановить порядок. Но главное – я вернулась ради тебя.
Он прижимает меня крепче, точно боится, как бы я не пропала.
– Ты нас спасла! – говорит мне Джек.
Качаю головой.
– Это из-за меня Песочный человек пришёл и усыпил тебя, я ведь оставила дверь открытой. Выпустила монстра в наш город и в остальные. Я чуть всех не погубила.
– Нет, – возражает мне Джек. – Ты – Тыквенная королева, которая спасла наш город.
И опять целует меня, сжимает крепче объятия – в них я готова оставаться хоть тысячу лет. Когда я впервые оказалась в городе Грёз, меня терзали сомнения, где же мой настоящий дом. А теперь я знаю где. Иногда дом – это какой-то город или какое-то строение, четыре стены. А иногда – это две бездонные глазницы на черепе бескровного скелета. Мой дом здесь, не в городе Грёз, не в городе Хеллоуина, а в объятиях Джека.
Прижавшись к его пустой гулкой груди, я понимаю: моё место рядом с ним.
Пусть слёзы струятся по лицу, пусть объединяют нас, сливают всё воедино: соль, воду, ткань, кость. Наши частички сплетаются, мы – одно.
Но мгновение затягивается и блекнет, и Джек отстраняется, опускает на меня глаза:
– Отведи меня к тому новому дереву, которое ты нашла.
– Но это бесполезно, – повторяю я. – Через него больше никуда не попасть.
Джек легонько стукает меня пальцем по носу и улыбается:
– Я хочу сам посмотреть.
* * *
Вокруг Песочного человека, по-прежнему спящего на бордюре фонтана, собралась толпа: храпит он звонко, будто дрожат от бури стёкла.
Сёстры-ведьмы суетятся вокруг его одежд, точно думают стащить длинную бледную сорочку себе, а Шито, Крыто и Корыто тыкают его под рёбра палочкой. Собравшись в кружок, рядом стоят братья-вампиры и обсуждают незнакомца со скрытным, очень серьёзным видом.
При виде горожан, оживающих после долгих дней сна без сновидений, меня окатывает волна облегчения. Надо же, совсем недавно мне так хотелось убежать из этого города, от всей этой публики, от обязанностей королевы, а теперь совсем иное чувство шевелит сухие листья в моей груди. И это радость. Она пробивается наружу, и кажется, я уже не представляю себе жизни без этих упырей, привидений и страшил. Они мои друзья, какими бы ужасными они ни были. Они моя семья.
Но прежде чем вынести решение относительно спящего Песочного человека, мы с Джеком незаметно выбираемся из города, прочь от фонтана на площади, прочь от спящего в нём старика, по узкому мосту через ущелье в мёртвый лес.
Вот мы уже в заповедной роще. Однако я веду Джека ещё глубже в чащу, туда, где обособленно от семи деревьев с дверями в города-праздники стоит дерево с полумесяцем. Как и в тот раз, дверь едва видно из-за кустов и колючек; кажется, ещё немного – и она совсем зарастёт обратно, скроется за стеной сушняка ещё на долгие столетия.
– Так ты родом из этого мира? – Джек кладёт костлявую ладонь на дверь. – Из города Грёз?
Над плечом у меня завис Зеро, наблюдает за Джеком.
– Да.
Джек берётся за ручку – золочёный шарик на грубой древесной коре – и распахивает дверь. Затаив дыхание, я, несмотря ни на что, надеюсь. Но внутри лишь тёмное резное дупло. Немое и безжизненное. Из него уже не тянет мягким ветерком с ароматом лаванды или ромашкового чая. Прохода в город Грёз больше нет.
Джек закрывает дверь, и огонёк надежды во мне подрагивает и гаснет, хоть и был он размером разве что с фасолинку, не больше.
Портал исчез. Даже Джеку не подвластно возродить то, что было уничтожено. Разрушенную связь между мирами. Пути туда больше нет.
Больше никогда я не увижу своих родителей; их дочь пропала, потом нашлась... И снова пропала.
– Мне очень жаль, – говорит Джек, и на его печальном лице ничуть не меньшая скорбь, чем сейчас в моём сердце. Он продевает свои пальцы сквозь мои, и, держась за руки, мы уходим из мёртвого леса, пока тонкие сухие ветви качаются и скрипят у нас над головами – вечное стенание леса в позднюю осень. Дерево с полумесяцем остаётся далеко позади. Теперь это просто бесполезное дерево на месте бывшего портала.
Мы переходим мост и оказываемся на кладбище. Минуем каменный склеп, через который я вернулась из мира людей.
Джек задерживается, точно его пронзил призрак или какая-то мысль.
– А как ты узнала,
