Ну и, наконец, в последней декабрьской книжке (ее составление было закончено 26 декабря), в последнем (XIII) разделе, «Всеобщее известие о военных и политических достопамятностях» был напечатан еще один материал:
«Северная Европа находится в отменно критическом положении. Российский Император намерен учредить Северный союз для вооруженного охранения мореплавания против Англии. Однакож он еще не совершенно заключен… Но, по-видимому, Англия мало полагается на сию разделку (мирный Конгресс в Брюсселе — В. 3.), потому что в отмщение за задержание в России англинский кораблей и матросов, послано в Портсмут повеление, поступать неприятельски со всеми русскими кораблями, и их перехватывать. При том в Лондонских Министериальных листках причина несогласия в рассуждении острова Мальты таким образом опровергается, что конвенция 1798 г. только определенно, чтобы Мальта была завоевана соединенною силою России и Англии, и потом обще обладаема. Но Император прервал союз, не хотел содействовать завоеванию Мальты, и отозванием своих войск и кораблей сам уничтожил условие, которое одно давало ему право на совокупное обладание Мальтою. Остров по договору должен быть возвращен Мальтийскому Ордену; но еще не решено, по достаточному ли праву Император Павел сделался Гроссмейстером, между тем как большая часть Ордена сему прекословит.
Распри между Россиею и Англиею причиняют в другом месте критическое положение, Оттоманская Порта видит себя приведенною от того в великое замешательство. Она должна страшиться вражды от России, но существенный ее интерес ее с Англиею, посылавшей ей для возвращения Египта корабли, а теперь даже высадные войска. На собственную свою силу она положиться не может, потому, что сам капитан-паша с частью своего флота отплыл назад в Константинополь.
При всех сих критических обстоятельствах еще возможно, что Российский Император деятельным посредством будет подвигнут к мирному образу мыслей»[182].
Этой информацией из «Политического журнала» мы смогли проиллюстрировать события тех лет живыми примерами, увидеть, как их воспринимали в Европе, в частности в Германии, где они печатались в журнале Шираха.
* * *
Решение Павла I о создании Приорства для православных, объявляя его неотъемлемой частью Суверенного Ордена, «как, впрочем, и все другие его решения как Великого Магистра, — как утверждал К. Туманов, — не были утверждены папой»[183]. Официальному историографу было крайне необходимо выполнить политическую задачу, поставленную перед ним руководством современного Мальтийского ордена по дискредитации Павла I, и обоснование незаконности существования православного Приорства. В оправдание К. Туманову мы можем поставить только факт его незнания ряда документов, хранящихся в российских архивах, которые не подтверждают эту точку зрения.
В Российском государственном историческом архиве в Петербурге (РГИА) хранится «Дело Правительствующего Сената По рапорту митрополита Сестренцевича с копией Высочайшего Указа и буллы папы, касательно Ордена св. Иоанна Иерусалимского». В нем сохранилась копия письма графа Ростопчина митрополиту Сестренцевичу, датированного мартом 1799 г. Его содержание чрезвычайно важно и впервые вводится в научный оборот:
«Его Императорское Величество соизволил мне приказать дать знать Вашему Преосвященству, что папский нунций сообщил буллы, полученные им от Его Святейшества Папы, коими конфирмует он Акты Великого России Приора об ордене святого Иоанна Иерусалимского и лишает барона Гомпеша всех преимуществ ему до сего данных, и что следует поступить по форме к наречению епископа Сиераковского в Каменец-Подольскую епархию…»[184].
Необходимо также отметить, что русский император, являясь одновременно главой Мальтийского ордена, вправе был утверждать орденские акты. Ведь многие из них требовали немедленного разрешения, а не совета или согласия Папы. Правда, многое проводилось, как это полагалось, орденскими узаконениями, решением Священного Совета, куда император адресовал многочисленные бумаги.
Указы об образование Великого Приорства Российского (православного) и о составлении ордена из двух Великих Приорств, по мнению А. М. Станиславской, четко выразили желание Павла I, во-первых, превратить Мальтийский Орден в орудие русской политики, а во-вторых, использовать его для своего рода «политического воспитания» дворянской молодежи. В результате Орден терял «свой традиционный характер воинствующего католицизма и становился какой-то смешанной католическо-православной организацией»[185].
Все тот же Кирилл Туманов утверждал: «Известно, что после смерти Павла I его сын Александр I по дипломатическим каналам обращался к Папе с тем, чтобы бы его отец был все-таки признан Великим Магистром и были бы утверждены все акты, подписанные им в этом качестве. В качестве аргумента фигурировало восстановление в 1799–1802 гг. дипломатических отношений со Святым Престолом. Однако, ни папа Пий VI, ни папа Пий VII не сделали никаких официальных шагов. В то же время с их молчаливого согласия все указы русского Императора-Гроссмейстера не были дезавуированы. Император Павел I признан Великим Магистром Суверенного Ордена святого Иоанна Иерусалимского "де факто"[186]. Однако вышеприведенные документы не подтверждают эти измышления г-на Туманова.
Подобные утверждения необходимы были историографу Мальтийского ордена для обоснования утверждения, что русский Император был всего-навсего главой ордена не «де-юре», а «де-факто». А поскольку магистерство Павла I незаконно, то его действия следует рассматривать как захват ордена. Однако вызывает недоумение тот факт, что акты Павла I действительны в Суверенном Мальтийском ордене до сих пор. Видимо, поэтому и появилась фраза в книге К. Туманова о том, что акты государя «не были дезавуированы»[187]. Таким образом, руководство нынешнего Мальтийского ордена манипулирует: признавая то, что их устраивает, и, не признавая то, что их в какие-то моменты не устраивало.
Да, «мальтийская политика» Павла I, не только не всегда была понятна его современникам, но ее неверно трактуют до сих пор.
Вот почему даже его сын — Николай I, — будучи уже императором, тоже никак не мог понять, почему его отец, будучи русским православным государем, был провозглашен в Петербурге Гроссмейстером католического ордена, зависимого от Святого Престола в Риме. На его вопросы ответил известный русский дипломат барон Ф. И. Брюннов, объяснивший значение происшедшего тем, что «новый великий Магистр смотрел на это учреждение, как на послушничество (noviciat), в котором дворянство всех европейских государств должно было почерпать чувства чести и верности, необходимые ему для того, чтобы противиться воцарению идеи равенства, которая уже готова было охватить все слои общества»[188].
