дышать так же свободно и легко, как сейчас, когда наши пути разойдутся?»
Словно услышав его мысли, губы девушки задрожали и зажили своей жизнью. Не думая она несмело выдала всё, что было у неё на сердце:
— Отпустите меня, князь… домой…
Сердце замерло в груди мужчины.
— Вот как. Отчего же сейчас? Ты мне всё ещё нужна, Ядвига.
— Вы оправились и более мне нечем вам помочь, да и матушка с отцом во мне больше нуждаются. Уверена, что они места себе не находят от волнения.
— Я посылал гонца в их дом с известием. Твои родные знают, что ты в порядке, — он не мог сказать ей «нет», но и позволить ускользнуть от него было слишком мучительно.
К горлу девушки подкатил тугой ком, когда она представила печальные лица своих родителей и…лицо Николаса, искаженное болью долгой разлуки.
«Как бы хорошо здесь ко мне не относились, однако я так тоскую по нему», — думала она, кусая дрожащие губы.
— Ты нужна мне здесь…
— Я всегда приду Вам на помощь, если что худое случится, но сейчас мои знания больше пригодятся деревенским. Много народу на меня рассчитывает. Негоже бросать их на произвол судьбы.
Мрачнея от тяжести неминуемого расставания, Витольд сделал уверенный шаг вперёд, вплотную подойдя к Ядвиге, взял её руки в свои ладони и поднёс их к губам.
— Разве тебе плохо в замке? Он тебе не нравится?
— Он чудесный, но не могу вырвать из сердца родной дом. Вот уж вторая полная луна скоро взойдет на небе, как я покинула его. Не могу более, тоскливо до одури. Больно в груди, — она попыталась отнять руку, но князь лишь сильнее сжал её и коснулся щекой.
Ядвига обомлела, растерянно глядя на то, как её господин, вельможа здешних земель, склоняет перед ней голову и ласкается, точно в её руках заключена жизнь его.
— Прошу Вас… Позвольте воротиться…
Витольд поднял на девушку полные боли глаза, посуровел, выпустил её руку из своих и лишь грозно приказал:
— Возвращаемся.
Внутри у Ядвиги всё сжалось. Никогда ещё князь не отвечал ей подобным тоном.
«Неужто моя просьба оскорбила его?» — виновато опустив голову, девушка пошла вперёд, содрогаясь под суровым мужским взглядом.
Всю дорогу она заламывала себе руки гадая, стоит ли ей объясниться, хотя и не представляла, что ещё сказать.
Князь в тишине довел Ядвигу до её покоев и, кивнув на прощание, удалился. Кажется, ему нужно было время, чтобы всё обдумать.
Два дня целительницу не беспокоили. Князь не звал её и не искал встречи, а ей лишь оставалось тонуть в неизвестности и в ожидании окончательного слова господаря. Страшно было даже помыслить, что же будет, если ей будет велено остаться. И когда надежды почти не осталось, в дверь Ядвиги постучали. Она спешно отворила и увидела на пороге верного княжьего слугу.
Михайло учтиво склонил голову и сообщил волю хозяина.
— Панна Ядвига, князь велел сопроводить Вас домой.
— Неужели… — она не поверила в услышанное, — …я могу вернуться?
— Всё верно, хоть и жаль с Вами прощаться. Вы наполнили замок жизнью, но приказы господина не пристало обсуждать. Повозку снарядили в путь и подали к воротам.
Ядвига хотела броситься к Витольду, поблагодарить его за всё, но по выражению лица Михайла поняла, что не стоит, да и вовсе лучше поторопиться. Поэтому она быстро собрала свой узелок, передав для господина несколько пузырьков с целительными снадобьями, и упорхнула на свободу, к людям, к которым рвалась её душа.
В этот раз дорога показалась девушке мучительно долгой. Трудно было усидеть на месте. Хотелось выскочить наружу и промчаться со всех ног, обгоняя ветер, но пришло время, и наконец Ядвига оказалась в родной деревне.
Она распрощалась со слугой князя и, лишь кивком отвечая соседям, что наперебой приветствовали её, бросилась в сторону дома… да только не родительского, а того, в котором ждал её он… соседский мальчишка… любимый мужчина… её Николас…
В голове гудела только лишь одна фраза:
«Душа моя, я воротилась, и больше мы никогда не расстанемся!»
Она представляла, как бросится в его объятия, как прижмёт он её к своей крепкой пылкой груди и как сольются их губы в долгожданном страждущем поцелуе.
Сердце бешено колотилось, да только вместо долгожданной встречи с любимым её встретил заброшенный дом без ставень на окнах, без дверей и забора.
Сперва девушка не придала этому значения, но после того, как нигде не сыскала милого друга, взволновалась.
— Где же он? Может ушел в деревню или вернулся в родительский дом?
Не теряя надежду, девушка ушла.
Тревога росла в ней с каждым новым сочувствующим взглядом, брошенным ей вслед очередным деревенским жителем, да и Николаса она так и не смогла отыскать.
«Лихо ли какое стряслось? Отчего все на меня так смотрят, точно призрака увидали?»
Казалось, что каждому прохожему известно то, что ей одной неведомо.
С надеждой, что вскоре Николас объявится, Ядвига воротилась домой.
— Дорогая моя! Ядвига! — со слезами на глазах мать бросилась дочери на шею.
Обе женщины разразились громкими рыданиями, не в силах разорвать объятия, ведь никогда ещё не доводилось им расставаться так надолго.
— Матушка! Я так скучала! — рыдала Ядвига, прижимаясь щекой к материнской груди.
Она была так взволнована, что не сразу заметила тихо стоящего в сторонке отца. Даже его суровое, изрезанное возрастными морщинами лицо, тронули чувства. С серых глаз упали две редкие крупные слезы, смочив пересохшие губы.
— Ядвига… — пробормотал он и бросился вперёд, заключая жену и дитя в тесные родительские объятия.
— Знал, что не стоит тебя отпускать. Понимал, что пожалею…
— Уже всё позади, отец. Я дома. Мы не могли поступить иначе.
Тем временем жизнь в замке точно остановилась. Слуги старались бесшумно передвигаться по длинным коридорам, боясь попасться господину на глаза, который, в свою очередь, с головой ушел в печаль.
Он знал, что будет больно расстаться с ней, но не представлял, что настолько.
— Княже, вы несколько дней ничего не едите… — опасливо прошептал Михайло. По возвращении слуге сразу доложили, что с господином творится неладное и вот уж который день он мучает себя, отказываясь от пищи. И никто не в силах на него повлиять.
Витольд брезгливо отвернулся от блюда с едой.
— Унеси это.
— Но княже…
— Унеси, я сказал! — в ярости воскликнул господарь и ударил тяжёлым кулаком по столу.
Слуге ничего не оставалось, как понуро опустить голову и забрать в руки блюдо с кушаньем.
— Слушаюсь.
И вновь Витольд остался один на один со своей скорбью. Он сильно тосковал, вспоминая, как
