Улыбаюсь девушке в ответ. Я немного напряжён перед важным разговором, но всё равно готов любить весь мир.
— Карина, — читаю имя на бейджике, — сделайте мне, пожалуйста, американо и позовите Олесю.
— Кофе сделаю, а Олесю позвать не смогу, — улыбка тухнет. — Она тут больше не работает.
И как это понимать? Помнится, она за эту работу держалась зубами. Сколько копий мы сломали, согласовывая график встреч и её заказы! Что могло случиться?
— И где она сейчас работает?
— Не знаю. Они позавчера уехали.
— В каком смысле уехали?
Повторяю за ней эхом, пытаясь понять, что происходит. Уехали — в другой город? Или всё-таки просто съехали с Иришкой в другое заведение?
— Я ничего не знаю, не спрашивайте, пожалуйста, — бормочет излишне поспешно. — Спросите лучше у Риммы Марковны, вон она как раз пришла.
Оборачиваюсь и замечаю хозяйку. Не успеваю проявить инициативу и окликнуть её — она подходит ко мне сама.
— Здравствуйте, господин Самборский.
Не нравится мне этот её официальный тон. Раньше она общалась со мной совершенно иначе.
— Здравствуйте, — приветственно киваю и пытаюсь приподняться — всё-таки невежливо разговаривать с женщиной сидя.
— Не вставайте. Рада видеть вас в моём заведении, — ко мне за столик не садится, продолжает стоять и смотреть сверху вниз.
Да что с ней такое? Откуда этот тон? Недовольна, что Лисица уволилась и оставила её без главного кондитера?
— Римма Марковна, — быстро справившись с удивлением от ледяного приёма, решаю не ходить вокруг да около. — Я пришёл к Олесе, но мне сказали, что она тут больше не работает. Скажите, пожалуйста, где я могу её найти?
— Виктор Борисович, а почему вы этот вопрос задаёте мне? Ваша бывшая, — она делает акцент на этом слове, — жена отсюда уволилась. Я не имею привычки преследовать людей и следить за ними.
Значит, дело всё в том, что она сердится на Олесю за предательство?
— Но вы ведь знаете её номер телефона? Домашний адрес? Любую контактную информацию?
— Новый номер, — хозяйка делает многозначительную паузу, — она сообщила всем, кому посчитала нужным. Если вас в число таких людей не включили, думаю, вам не положено его знать. Поэтому не спрашивайте, пожалуйста, я вам всё равно не скажу.
Как же трудно с ней разговаривать! Всегда приветливую болтушку словно подменили.
— Вы правы. У нас с Олесей возникли некоторые разногласия. Но сейчас изменились обстоятельства, и мне необходимо с ней срочно связаться.
— Чтобы в очередной раз натравить на неё своих неадекватных фанаток? — в голосе звучит злость.
И как это понимать?
— В очередной раз? — переспрашиваю как попугай, а в голове уже крутятся подозрения, что мне известно далеко не всё, что происходило тут в моё отсутствие.
Получается, Олеся скрывается от меня, потому что связала нападение тех пенсионерок со мной? Но почему вдруг такая ассоциация?
— Виктор Борисович, не нужно делать вид, что вы не в курсе. Если вам удалось подкупить полицейских, и они прикинулись слепыми и дурными, то не надо думать, что все вокруг идиоты и не умеют складывать два и два.
Чёрт побери! Этот разговор мне нравится всё меньше, а вопросов появляется всё больше. И идиот тут, судя по всему, только один — я собственной персоной.
Оглядываюсь по сторонам. За соседним столиком сидит пожилая пара, не обращая на нас внимания, других посетителей нет. Но всё-таки мне кажется, что дальнейший разговор лучше вести тет-а-тет за закрытыми дверьми. И подозреваю, что услышанное меня не приведёт в восторг.
— Мы могли бы с вами поговорить где-то наедине?
Римма мешкает несколько мгновений, но затем кивает.
— Хорошо, идёмте со мной в кабинет.
Подскакиваю, полный решимости разобраться, но к ногам будто привязали по гире. Двигаться становится неожиданно трудно. Зато это позволяет выиграть немного времени, чтобы привести мысли в порядок.
— Я хотел бы внести ясность. Дело в том, что я более двух месяцев находился за границей. И у меня не было возможности детально отслеживать происходящее здесь. Но когда увидел видеоролик с нападением на Олесю, практически сразу приехал, чтобы нанять ей охрану и разобраться в причинах.
— Охрану? Не смешите! Её от вас охранять надо! Просто оставьте её в покое — и всё.
— От меня? Но почему? Вы можете мне объяснить, что здесь случилось в моё отсутствие?
Я уже догадываюсь, что мне известна лишь верхушка айсберга. И, похоже, меня подставили. Но для того, чтобы разобраться и что-то предпринять, хотелось бы узнать как можно больше.
— Вы сказали, что нападение было «в очередной раз». Были и другие случаи, о которых я не знаю?
Римма нехотя рассказывает о демонстрации с оскорбительными плакатами возле входа в кондитерскую, о том, как фасад заведения был вымазан испражнениями. Об угрозах и оскорблениях на Олесиной странице. И о том, что обращения в полицию удивительным образом удавалось замять, будто ничего незаконного не происходило.
Слушаю и понимаю смысл выражения «волосы дыбом встали». Я даже допустить не мог, что тут такое творится! Сдуру доверился отцу, будучи уверенным, что он исполнит просьбу по защите моей семьи. Но он то ли меня неверно понял, то ли не придал значения первым звоночкам, то ли… причастен к организации. В последнее поверить невозможно, но и алиби пока у него нет.
— И вы хотите сказать, что вы тут ни при чём? Что пожилые женщины неожиданно сбились в стаю и стали травить девочку по собственной инициативе? — хозяйка продолжает нападать, но теперь её агрессию я воспринимаю куда адекватнее.
— Да, скажу, что ни при чём. По крайней мере, я об этом ничего не знал. И, честно говоря, шокирован. Буду разбираться. Но вы правы — на случайность совсем не похоже.
Мне так и не удаётся узнать у Риммы контакты Лисицы. Узнаю только, что они с Верой уехали из города. И где их теперь искать?
Выхожу из кондитерской, напрочь забыв о заказанном кофе. В голове отчаянно соревнуются два вопроса, почти по классике: кто виноват и что делать?
Сомнений, что всё было организовано, у меня нет. Имя заказчика назвать себе даже мысленно не решаюсь, хотя оно очевидно. Слишком больно и страшно. «Этот пиар нам на руку…» Но на руку ли? С учётом отвратительных, порочащих мужчину методов… От этого не отмыться.
Если дела обстоят так, как обрисовала Римма, то любому адекватному человеку ясно, что все акции — чистой воды заказуха. Люди сейчас куда продвинутее, чем раньше, им не так легко задурить голову. Разумеется, если у них есть желание думать и анализировать самостоятельно, а не плыть по течению в толпе, не задаваясь никакими вопросами.
И что адекватный человек подумает обо мне после этой грязной постановки? Поддержит ли меня в итоге? Уверен, что нет. Я и сам себе теперь противен…
