свой пиджак, и пора возвращаться, пока гости и правда не решили, что мы сбежали.
Грач послушно стянул с себя пиджак, и Яра поспешно надела его, поправила волосы, вытащив их из-под воротника.
— Ну и как? — спросила она.
Смотрелось с одной стороны странно, а с другой стороны, теперь это была именно она и выглядела она так, будто бы уже была совсем его. И пусть на эти голые плечи и впрямь потом посмотрит только он. Нечего другим ее разглядывать.
— Идеально, — улыбнулся Грач.
Яра сжала его ладонь, и, держась за руки, они вернулись на парадную лестницу, а через нее — в церемониальный зал.
Церемония бракосочетания ничем не отличалась от той, в которой он однажды уже участвовал. Вальс Мендельсона придал моменту торжественности, но ее убила речь их регистратора — что-то про корабль, отправляющийся в путь. Регистратор то и дело бросала на них пристальные взгляды, немудрено, согласно документам Грачу сейчас было тридцать девять лет, и он вполне себе выглядел на этот возраст. Но Григорий не обращал на это внимания. Он вообще слушал в полуха, и все время посматривал на Яру, и не мог определиться, чего боится больше: что она все-таки может передумать или что она хочет передумать, но не решается. В итоге он едва не пропустил момент, когда нужно было сказать «да». Опомнился, поймав уже ее вопросительный взгляд.
— Да-да, — поспешно ответил он, и среди гостей послышались сдавленные смешки.
Яра снова сжала его пальцы.
— Да, — ответила она спокойно и уверенно.
И Григорий вдруг ощутил, что все происходит слишком быстро. Он не успел прочувствовать момент. Хотелось потянуть это «да» подольше, чтобы придать ему больше значимости.
Они обменялись кольцами. Он сжал ее ладонь, прежде чем отпустить, и она повторила его жест.
— Можете поцеловать невесту, — разрешила регистратор.
«Ну спасибо», — подумал Грач и вполне целомудренно коснулся губ Яры своими. Отстранился. Яра сияла.
Так же спокойно и уверенно, как она ответила «да», она поставила свою подпись во всех необходимых графах на документах, а вот он занервничал, понимая необратимость момента, но зато потом испытал невероятное чувство облегчения. Ничего уже нельзя было отыграть назад. И вдруг стало так хорошо и весело. Гостям разрешили поздравить молодоженов, Яра улыбалась широкой счастливой улыбкой, принимая поздравления, и бросала на него ликующие взгляды. Грач не удержался, дотронулся до часов на запястье. «Пап, благослови», — мысленно попросил он.
— Я правда похожа на зефирку? — шепотом спросила Яра в машине.
Она отказалась снимать его пиджак, за что едва не получила выговор от Сокола, но была вовремя спасена Настей, заявившей, что вот теперь у нее есть свой муж, пусть он и разбирается. Грачу было все равно: хочет, пусть носит. Он чувствовал такое воодушевление, которое, наверное, до этого испытал всего один раз в жизни: когда Финист сказал, что возьмет его в свой отряд.
— Самую привлекательную из всех, что я видел, — ответил он ей на ухо. — Тебя бы я съел первой. Или наоборот оставил напоследок. Еще не решил…
Яра снова расплылась в улыбке: смущенной и польщенной одновременно, и покосилась на их водителя, роль которого выполнял один из воробьев Сокола. Потом развернулась, прижалась губами к его уху, опалив горячим дыханием.
— Жду не дождусь, когда ты меня съешь…
Грач всегда считал себя достаточно сдержанным человеком, но вот сейчас не мог не согласиться, что крайне остро разделяет ее желание. Эх, если бы за рулем сидел он, то они вполне бы могли свернуть на полчасика с намеченного пути. Впрочем нет, пожалуй, все-таки оно к лучшему, и он подождет, чтобы потом иметь возможность растянуть удовольствие. Когда ешь слишком быстро, рискуешь не распробовать вкус.
— Предстоящий банкет нас разорил. Ты уверена, что не хочешь до него дожить?
— Ты женат на мне двадцать минут и уже меня не хочешь? Это так работает?
— Подожди до вечера, и я покажу тебе, как это работает.
— Ты счастлив?
— Да.
— Я тоже. Только как-то все быстро, да? А давай в чем-нибудь друг другу поклянемся!
Боги… Начинается…
— Клянусь тебе всегда носить шапку зимой!
А, ну если так.
— Клянусь посещать стоматолога два раза в год.
— Серьезно?!
Яра отпрянула, и на лице у нее отразилось такое изумление, что Грач немедленно осознал, что именно он сказал. Очень захотелось взять свои слова обратно. Но Яра снова просияла.
— Это лучшая клятва, которую ты мог мне дать, — заявила она. — Вот теперь я точно верю, что ты меня любишь.
И снова бросив косой взгляд на воробья, у которого уши уже стояли торчком — еще бы, не каждый день наблюдаешь свое суровое начальство в таком фривольном виде, — не удержалась и полезла к нему целоваться.
«К черту», — подумал Грач, отвечая ей.
И пусть только потом только кто-нибудь что-нибудь скажет. Он выйдет на работу, выгонит воробьев на полигон, и они мигом расхотят над ним шутить.
А банкет удался на славу.
— Знаешь, — сказала ему Яра, отламывая вилочкой микроскопический кусок торта и обводя взглядом гостей. — Я рада, что мы все-таки это все устроили. Так здорово получилось. И здорово, что они все разделили с нами этот день, правда? Да хватит на меня так смотреть, забирай уже!
И она отдала ему свою тарелку. Наверное, нужно было отказаться, но торт оказался безумно вкусным, а Яра все равно славилась своим равнодушием к сладкому. Бороться с искушением, учитывая, что свой кусок Грач давно умял, было выше его сил. Он взял тарелку, отсалютовал ей вилкой и принялся за дело.
— Вот значит, что такое быть женой. Все мое — твое, и все такое, — задумчиво протянула Яра.
— Ты все-таки хотела? — испугался Григорий. Торта на тарелке оставалось уже совсем мало.
— Да ешь ты, ешь, — рассмеялась она и перевела взгляд на танцпол, где в полумраке залы, обнявшись, мерно покачивались под музыку Финист с Настей. — Как думаешь, через восемьдесят лет мы все еще будем любить друг друга так же сильно, как мои родители?
— Через восемьдесят лет я стану совсем старый и обзаведусь вставной челюстью и палочкой. А ты, столетняя, найдешь себе кого-нибудь помоложе.
— Главное не заставляй меня пережевывать тебе еду, и никуда ты от меня не денешься.
Они просмеялись, а потом Яра снова посерьезнела.
— И все
