девушку. И как он влюбился в нее, и сходил с ума, не зная, как перебороть себя. И какое счастье, что не смог.
Григорий коротко выдохнул и толкнул дверь.
Она стояла у окна к нему спиной и резко обернулась, сделала шаг вперед. А он замер.
Они с Ярой решили отказаться от выкупа, и постановочной фотосъемки, и съемки их встречи. Договорились, что в ЗАГС он отвезет ее сам, а оттуда уже поедут с водителем. И сейчас он был счастлив, что они додумались до этого, и в этот момент он был с нею наедине.
Яра. Девочка в кожанке и порванных джинсах. Звенящие на ходу цепочки. Железа на рюкзаке обычно было столько, что любой металлоискатель сойдет с ума и сломается. Пирсинг на языке в девятнадцать. Целых два месяца продержалась. Небольшой грач, вытатуированный на лопатке. Сокола чуть удар не хватил, когда он увидел. Впрочем, не его одного…
И вот сейчас эта девочка стояла перед ним в воздушном белом платье. Тонкая и нежная, пьяняще уязвимая. И вокруг нее белым облаком легла юбка из фатина, собранного в бесконечное количество слоев, грудь и талия затянуты в атласный корсет, подчеркивающий беззащитные голые плечи, на которые падали аккуратно уложенные черные локоны. Он считал, что знает, насколько она хрупкая, но нет, все это время он только предполагал. Подумал, что не зря взял куртку: замерзнет же… И потом вспомнил, что у нее вообще-то есть своя. Яра неуверенно улыбнулась, и Грач отмер, преодолел расстояние между ними, нерешительно протянул букет из розовых гортензий. И порадовался, что не выбрал розы, они бы рядом с ней не смотрелись.
— Спасибо, — поблагодарила она.
Наверное, надо было сказать ей, какая она красивая, но слова все были какие-то банальные, и Григорий решил, что сделает это, когда придут нужные.
— Готова? — спросил он.
Яра кивнула. Потом глянула на дверь, убеждаясь, что никого нет.
— Ты ведь не будешь против? — прошептала она.
Приподняла юбку, и из-под облака фатина показалась ее нога, обутая в аккуратный белый кед.
Разумеется, он не был против.
Однако волноваться серьезно Грач начал в машине, когда поймал в зеркальце выражение лица Яры, сидящей на заднем сидении: на переднее в своем платье она не уместилась. На лице ее так явно читались беспокойство и неуверенность, что притворяться и дальше, что он не видит их, было невозможно. Однако пока он набирался решимости, чтобы задать вопрос, они доехали до ЗАГСа, и на их машину тут же обрушилась волна из родственников. Яра снова принялась улыбаться, и пришлось и ему делать вид, что все нормально. И лишь за двадцать минут до церемонии Григорий решил, что тянуть дальше нельзя.
— Украду невесту, — объявил он, беря Яру под локоть.
На застеленной красными коврами лестнице, облицованной мрамором, он отвел её за кадку с пальмой.
— Ты в порядке?
Единственное, на что он мог рассчитывать в этот момент, что в его пользу сыграет их старое правило: не врать ему. Яра выдохнула и встретилась с ним взглядом.
— Яр… Ты что, передумала?..
Ему пришлось буквально проталкивать эти слова через горло. Так просто было сделать вид, что он ничего не заметил. Но нельзя было тащить её в брак силой. Нельзя.
— Ну что ты? — нахмурилась она. — Конечно нет. Просто волнуюсь.
Побледнела. Даже под слоем косметики видно. И дышит тяжело. И Грач с ужасом понял, что ей плохо.
— Хочешь воды?
— Да.
— Пойдем. Пойдем, присядешь. Сейчас напоим тебя.
Кулер с водой они нашли на третьем этаже. Там красных ковров уже не было, зато было безлюдно. Яра пила жадно, запрокинув стаканчик и не боясь смазать помаду. Потом набрала ещё.
— Яр, что происходит?
— Обыкновенный предсвадебный мандраж, — нервно отозвалась она. — Бывает у всех невест. Все, пойдём…
— Яра…
У нее были такие глаза, будто сейчас заплачет. Грач отнял стаканчик с водой, поставил его на подоконник и положил ладони ей на плечи, останавливая, заставляя снова посмотреть ему в глаза.
— Давай поговорим.
— Мы опоздаем…
— Неважно.
Яра покачала головой.
— Платье дурацкое. Дышать тяжело. Я думала, тебе понравится, но ты промолчал… Я выгляжу в нем глупо, да?
Ну вот. Дождался нужных слов.
— Мне очень нравится. Ты в нем как большая зефирка…
Она посмотрела недоверчиво.
— Правда? Правда нравится?
— Правда.
— Я его ради тебя выбрала. Но в салоне оно не казалось мне таким открытым. А теперь чувствую себя голой. Не хочу быть голой!..
— Ты не выглядишь голой.
— Да, мама тоже так сказала, но я все равно чувствую… И все смотрят…
Боги, и это все?
— Хочешь мой пиджак?
Яра рассмеялась, словно он удачно пошутил, но он не шутил, расстегнул пуговицы, и она воззрилась на него едва ли не испугано.
— Гриш, подожди, ты ведь не серьёзно? Что скажут гости?
— Да какая разница, что они скажут? И когда это тебя останавливали правила, а, невеста в кедах? Так наденешь или нет?
Она помялась немного, облизнула губы, потом кивнула:
— Надену. Гриш, ты меня любишь?
Та-ак…
— Очень. Настолько, что хочу, чтобы стала моей женой. Ты станешь моей женой?
— А если я буду очень плохой женой?
И по тому, как она это сказала, он понял, что в этом и был весь камень преткновения.
— Яр, мы три года вместе живём. Поверь, если бы ты была плохой женой, я бы уже понял.
— С половиной…
— Что?
— Три с половиной.
— Тем более. Ничего не изменится. И если честно, я думаю, что сам я вряд ли буду идеальным мужем, так что будем квиты.
— Нормальный ты будешь муж, — усмехнулась она. — Только, Гриш, если ничего не изменится, то зачем тогда все это?
Потому что на самом деле изменится все.
— А ты представь, что за все эти годы твои родители так и не поженились.
Яра снова отвела взгляд, посмотрела в окно.
— Бред какой-то, — пробормотала она.
— Ну вот как-то так. Ну так что? Вернёмся к гостям или сбежим через окно?
— Тут третий этаж.
— Твоё платье спасет нас от увечий. Надуется как парашют, и мы плавно спланируем вниз…
Она рассмеялась. Как же ей шла улыбка. Потом в два жадных глотка допила воду из стаканчика.
— Все, я успокоилась, — известила она. — Давай сюда
