человека самое нежное сердце во всей Иудее.
— Мне очень трудно.
— Ничего не поделаешь.
И вновь закричала Мария, не в силах сдержать боль своего сердца:
— Зачем понадобилось судить моего царя? Как могло такое случиться?
— Это случилось потому, скажу я тебе, что его отец обуян злым духом.
— Неужели никто не может его спасти? Ах, Силом, прошу тебя, не лишай меня последней надежды!
— Надейся на Господа, — сказала Силом.
— И он подаст ему сильную руку?
— Могучую руку!
— Оставь меня, милая Силом. Мне надо ответить Кенаху.
Иосиф долгие годы занимался торговлей лесом, но уже давно передал дело сыновьям, а начинал он с плотничества, потому что его семья совсем обеднела во время войн. Правда, он довольно быстро разбогател и поставил на ноги не одного сына. В деревне Еммаус, в двадцати милях к северо-западу от Иерусалима, ему принадлежали два-три акра виноградников и садов. Рядом был лесной склад, на котором работал его старший сын Иосий и младший Иаков и который был отписан им в завещании вместе с половиной еммаусского владения. Еще два сына — Симон и Иуда — занимались продажей леса в Галилее, и их частью отцовского наследства был лес на восточном берегу Галилейского онера вместе с другой половиной еммаусского владения. Иосий, Симон и Иуда, усердные и. скуповатые труженики, с такими же, как они сами, усердными и скуповатыми женами, объединились, чтобы не дать Иосифу разбазарить свое имущество на всякие неосуществимые проекты или на неуемную благотворительность. Однако им оказалось не под силу изменить характер отца. Младший, Иаков, тоже не походил на братьев. Иосию не было от него никакого проку, потому что всеми своими помыслами он был устремлен к святости и спасению и по полдня молился, стоя на коленях.
Как-то вечером, возвращаясь от соседа, Иосиф уже было взялся за калитку своего сада, как услышал, что его зовут по имени. Это был раавит Кенах.
— Мне нужно тебе кое-что сказать, сын Илии. Иосиф поклонился ему.
— Нам будет удобнее под фиговым деревом. Добро пожаловать, Кенах, владыка пустыни. Сейчас мы съездим и выпьем все, что есть лучшего в моем доме.
Но, еще не доходя до фигового дерева, Кенах сказал:
— Прости меня, хозяин, если тебе кажется, что я слишком тороплюсь с порученным мне делом, но, даю слово, оно не терпит отлагательства.
— Говори!
— Значит, так. Я привез тебе ту, которую ты потерял, твою невесту Мириам. Она укрывалась в наших черных шатрах, зная, что мы любим ее отца Иоакима с тех пор, как он навсегда отдал нам колодец.
Иосифу удалось скрыть свое удивление.
— Как здоровье госпожи Мириам? — спросил он.
— Хорошо. Мы не обидели ее.
— Чем я могу отплатить вам за вашу доброту?
— Полюби ее во имя ее отца и нашего благодетеля.
— Это нетрудно, ибо я высоко чту Иоакима-на-следника, и я от всего сердца благодарен тебе. Пожалуйста, вези ее ко мне!
Кенах громко крикнул, и возле калитки появилась Мария на белом осле. Сойдя с осла, она простерлась ниц у ног Иосифа, словно моля его о прощении. Он поднял ее с земли, усадил на скамейку под фиговым деревом и побежал за слугами. Отыскав одного из них, он приказал быстрее нести воду, полотенце, соков по больше и вернулся к гостям, но Кенаха уже не было. Вдали затихал стук копыт. Иосиф и Мария остались одни.
Первой заговорила Мария:
— Иосиф, господин мой, говорят, ты справедлив и милосерд.
— Дочь моя, только один Господь справедлив и милосерд.
Она помолчала, не зная, что еще сказать, потом вздохнула и проговорила:
— Мой господин, ты видишь, что случилось с твоей служанкой.
Иосиф сочувственно ответил:
— Вижу, дочь моя.
— Договор о нашей свадьбе уже подписан?
— Да, подписан, только я не отдал деньги твоему опекуну-первосвященнику.
— Мой господин, будешь ли ты милостив ко мне? Спасешь ли меня и мое неродившееся дитя от смерти?
— От смерти? Почему от смерти? О чем ты говоришь, дочь моя? Что я должен сделать?
— Я хочу, чтобы ты отдал Симону-первосвященнику все деньги, кроме полшекеля. Он положит их в сокровищницу и запишет, что полшекеля ты остался ему должен.
— Кто придумал это и зачем?
— Анна, дочь Фануила, она была моей воспитательницей, решила так. Это необходимо, потому что… потому что необходимо.
— Но, дочь моя, ты была не такой, когда я собирался жениться на тебе. Ты носишь чужого ребенка.
— Я не прошу тебя жениться на мне. Я не хочу жить с тобой как жена, но я хочу, чтобы все думали, будто я твоя жена и этот ребенок — твой ребенок. Сокровищница станет богаче, но договор все же не будет выполнен полностью. Если ты мне откажешь, то обречешь две души на мучительную смерть.
— Кто отец твоего ребенка?
— Ты будешь его отцом в глазах людей.
— Кенах сказал, что ты потерялась. Кто вовлек тебя в грех, дочь моя?
— На мне нет греха. Я заблудилась, как невинная овечка.
— Не понимаю.
— Я расскажу тебе все, что можно. Богато одетый гонец пришел ко мне семь месяцев назад, когда я была и доме твоей дочери Лисий. Мы поздоровались, и я спросила, как его зовут, а он ответил: «Сегодня понедельник, поэтому зови меня Гавриил, ибо этот день — день Гавриила». Потом сказал: «Госпожа, я приветствую тебя, осененную высшей милостью, ибо мой господин придет к тебе, благословенная из женщин». Я очень смутилась и спросила, что он имеет в виду, а он ответил: «Не бойся, госпожа, ибо ты заслужила милость великого царя, и если господин захочет, ты понесешь от него сына, который будет великим и долгожданным сыном Величайшего, и Господь Бог ему отдаст престол Давидов». Я спросила его: «Как это может быть? Я не знаю великого царя и собираюсь стать женой Иосифа из Еммауса». Он же ответил: «Иосиф подписал договор, но он еще не выполнен. Ты — Мириам, младшая дочь по линии Мелхолы, и на тебе святая власть Мелхолы. Ты соединишься в любви с Великим. Я же его друг. Святой младенец, которого ты родишь, должен зваться Сыном Божьим». Тут из-за двери, где он прятался до тех пор, вышел первосвященник Симон и сказал: «Дитя, это посланец истины. Ты должна ему верить». Тогда я согласилась: «Я твоя служанка. Пусть будет все, как ты скажешь».
— А потом?
— Больше я ничего не могу тебе сказать, потому что и так, верно, рассказала тебе слишком много.
— На прошлой неделе царь сместил Симона и предал его позору. До конца месяца он должен вернуться в Египет.
— Мне очень жаль.