Моя жизнь в Сергиевом Посаде. Сестры. Друзья.
После смерти матери наше учреждение было эвакуировано в Ленинград и с 1-го октября 1923 года я осталась без работы. Материально положение было очень трудное, потому что Варя и я не могли устроиться на работу. Мы остались с Варей одни в квартире. Вставал вопрос, — как жить, что делать с квартирой? Она требовала больших денег и была нам, в сущности, не нужна. Мы могли сдать комнаты от себя, но я не хотела пускать знакомых и подала заявление в правление, чтобы нам оставили две комнаты. В задней комнате у нас жила жилица, Евдокия Афанасьевна Мамаева, служащая магазина. Варе дали большую комнату, где жила мама, я осталась в своей. Все эти волнения тяжело отразились на мне, я заболела, у меня определили полиартрит, и доктор Королев устроил меня в больницу в Ховрино: я бросила квартиру в полном неведении, что дальше будет, Варя оставалась одна и была очень непрактична. После моего отъезда она долго не могла найти работу, но это выяснилось по моем возвращении из больницы.
В первый раз в жизни я была в большой настоящей больнице и ее обстановка произвела на меня удручающее впечатление. Варя ничего не писала ни о себе, ни о квартире. У меня нашли кроме полиартрита еще и аппендицит; надо было ехать срочно в другую больницу — делать операцию.
В эту больницу прислал мне Сергей Павлович утешительное письмо, а затем и сам приехал, а также привез мне мыло, сахар, белых сухарей и книгу Иоанна Кронштадского «Моя жизнь во Христе», которая оказала на меня громадное влияние и утешала меня.
Надежда Григорьевна Чулкова, узнав о моем бедственном положении, привезла мне из дому теплое мое пальто, яблоки от Мансурова. Сообщила она мне и печальное известие, что Сергей Павлович Мансуров заболел туберкулезом и поэтому некому ко мне приехать; потом приехал еще Михаил Владимирович Шик, дал мне немного денег, чтобы доехать до Москвы, был нэп, деньги падали: меня устроили в больницу в Сокольниках знакомые Воскресенские, где мне и делали операцию.
За это время от Нади я тоже не получала известий; не знала даже ее адреса. Потом выяснилось, что сестра жила очень тяжело материально, муж был студентом, отец мужа и его сестра жили с ними. Варя тоже не писала, потому что не работала тогда, но потом она устроилась в в-скую часть. В двух больницах я пролежала почти год.
Когда я вернулась домой, то в это время приехала с Электротехнической академией из Ленинграда в Москву моя сестра Надя. Им дали в Москве квартиру в убогом, деревянном флигеле на окраине города. Надя приехала тяжело больной, ей нужна была также срочная операция аппендицита, и там же, где и мне, в Сокольниках, ей делали операцию. Она прошла благополучно, но Надя была очень слаба и поехала в Сергиев Посад к друзьям Королевым, отдохнуть. Затем она вернулась к мужу и я ее изредка навещала.
У нас с этого времени изменились с ней отношения. Я была очень религиозно настроена после смерти матери, а сестра Надя, вышедшая замуж за военного, попала в среду, чуждую мне и нашей семье. Ее окружали офицерские жены, кружили ей голову нарядами, и наши пути незаметно расходились. Я бывала у них редко, нам было не о чем говорить. Но сестра, по своей доброте, делилась со мной военным пайком — это меня очень трогало. Большим она ничем не могла мне помочь, так как жалование у ее мужа было тогда небольшое, да еще с ними жил свекор и младшая сестренка мужа. Свекор хорошо относился ко мне, но характер Нади ему не нравился, он находил ее недостаточно положительной, не подходящей для своего сына. Отношения Нади со свекром иногда обострялись из-за пустяков. Все это постепенно привело к разрыву и Надя в 1937 году рассталась с мужем, срочно уехав к своей подруге детства Лидии Доментьевне Хохловой (в замужестве Барановой). В то время Лидия Доментьевна жила с отцом и матерью в Ленинграде, с двумя сыновьями и приемным братом.
В двадцатые годы все еще трудно было устроиться на работу. Варя уехала в Одессу, думала там устроиться, но скоро вернулась домой. Был нэп, мы ничего не могли купить, так как не было денег и мы были без работы. Нас приняли на биржу труда и мы получали 6 рублей в месяц. Кроме того нам грозила высылка из Загорска, если мы скоро не устроимся на работу. Помню, я ездила в Москву сдавать экзамены на машинистку 1-го разряда на московской бирже труда, чтобы поскорее поступить на работу. Помню на улице толпы сидящих безработных. Экзамен я сдала, но на работу все же не могла устроиться, как и Варя. Так мы промучились до 1925 года. Александрова купила мне за 25 рублей старую машинку и мы с Варей сдельно работали для А. Д. Шаховской — работы по краеведению, и для начинающего писателя Алексея Венедиктовича Кожевникова{50}. Работа всегда была срочная, работали по ночам. Сестра Варя жила тогда со мной в одной комнате.
В 1925 году я, наконец, устроилась работать в Историко-художественный музей и проработала там до 1928 года, то курьером, то машинисткой, какая была должность вакантной в то время.
В музее в то время, в 1928 году, работали, Олсуфьев, Шик. У Олсуфьевых я часто бывала и мы очень подружились с Софьей Владимировной.
Делопроизводителем у меня была очень милая старушка, бывшая жительница старинного города Вязьмы. В один прекрасный день прихожу на работу и говорят — все арестованы. Олсуфьев не был арестован, так как его не нашли. У старушки-делопроизводительницы был сын в Москве, какой-то важный, ответственный партийный работник. Всю ночь у Софьи Петровны Федоровой был обыск, но ничего, конечно, не нашли, кроме бесконечных банок с вареньем.
Как потом выяснилось, вся история была затеяна, как следствие выстрела в одного из коммунистов, возглавлявшего атеистическую пропаганду в Загорске.
Обвинение было самое нелепое — что в этого партийного работника стрелял граф Олсуфьев, который жил неподалеку.
Это был только предлог для ареста монахов-сторожей при музее. Рано утром взволнованный приехал сын, увез мать в Москву, делопроизводство передали мне. Во главе музея стал Александр Николаевич Свирин, затем Дервиз Владимир Андреевич. Приезжала комиссия за комиссией из Москвы, расследовать это дело, кельи монахов были разграблены, монахи сосланы, установлен милицейский пост. Олсуфьева не нашли, хотя усердно его искали.
Как выяснилось по расследованию, стреляла в своего мужа из
