дела в других местах: везде — мои бывшие питомцы или друзья; все столько делают. А ей, Валентине нашей, до этого дело есть. Выскочка — выскочка и есть. Посмотрим, как она работать будет? Может, тоже дошла до своего потолка. А может, и действительно далеко пойдет? В тридцать-то с небольшим — начальником ведущего отдела в тресте с годовым объемом работ сорок миллионов!
А ведь с нуля начинала, в полном смысле с нуля. Помню ее еще молоденькой машинисткой. Только-только, видно, из десятилетки — сидит за машинкой, одним пальцем клавиши давит, а другой рукой все в платок сморкается — насморком она тогда сильно страдала. А почему я ее так хорошо помню: возьму у нее отпечатанную бумагу, а там ошибок тьма, все термины перепутает. Объясняю, что как пишется, а сам смотрю в ее карие глазки с розовыми веками — она тогда еще и краситься не умела — и думаю: ну, девочка, далеко ты не уйдешь, только-только и хватит у тебя толку, что какому-нибудь парню голову вскружить. И наивный же вид у нее был: эти карие внимательные, моргающие наивно глазки, эта крепкая фигурка.
Нда‑а, вот так начинала. А через год или чуть побольше эта девчонка — правда, за этот год она таки научилась и ошибок не делать, и термины усвоила. Через год эта девчонка ловит меня в коридоре и говорит, да не просто говорит, а таким ангельским, ласковым голосом, и глядит на меня просительно, прямо-таки нежно:
— Владимир Федорович, возьмите меня к себе в отдел работать!
Надо сказать, у нас с ней отношения были уже налажены. Я не то чтобы и заигрывал с ней, а так... шутил. Не ворчал, как другие, всегда объяснял ее ошибки в текстах. А она, смотришь, мне за это бумажки без очереди печатала. Очень удобно. Ну, она, видно, этим и решила воспользоваться.
— Что ты, Валюша! — засмеялся я, чтобы сразу дать понять, что это дело безнадежное, — ну на что она мне была? А все же, не скрою, тронул меня этот ангельский голосок и нежный, просительный взгляд. — Да у меня и места для тебя нет.
— У вас есть место техника — я узнавала.
— Но ведь мне, Валюша, нужен не просто человек, занимающий место, — мне нужен чертежник, специалист.
— А почему вы думаете, что я не смогу? Я ведь учусь в строительном техникуме.
— Молодец, что учишься, но ведь ты еще не специалист. Ты немножко опережаешь события. Наверно, только-только поступила?
— Скоро уже полгода.
— Ну вот видишь.
— Владимир Федорович, ну пожалуйста! — а сама уже и пуговку на моем пиджаке пальчиком трогает, и тугим бедром прикасается — прямо-таки припирает к стенке, а уж про взгляд и говорить нечего. — Я уже, Владимир Федорович, первую курсовую работу сделала, хотите покажу?
Э-э, думаю, девочка, да ты не так проста! А уж сам последние доводы собираю:
— Да ты ведь будешь гораздо меньше получать, а машинопись ты освоила — теперь гони да гони денежки.
— Я хочу по специальности работать, чтобы лучше научиться, так что мне деньги неважны. Я буду стараться, вот увидите!
Короче, я сдался этому ее мягкому, но прямо-таки могучему напору. Не помню уж, каким образом, давно это было, но я сказал: «Ладно», и чуть не на второй день она уже сидела у нас. Вот почему я ее хорошо знаю и имею право судить — потому что сам некоторым образом причастен к ее карьере. Правда, соглашаясь тогда, я почему-то был уверен, что она справится — девушка она расторопная. Но была и еще одна зацепка...
Я тогда не был женат. То есть, проще говоря, разошелся с женой, и квартиру мы разменяли. А почему разошлись — тоже активистка оказалась, до ночи готова пропадать на работе. Все надеялась, что раз я ближе к дому работаю и раньше домой прихожу — значит, должен дома все делать и за детьми следить. Когда поженились в институте и потом, пока молодыми были, была человек как человек — и заботливая, все дома делала. Считаю, что работа женщин портит: во-первых, она их слишком втягивает, потому что женщины более эмоциональны, чем мужчины, что тоже немаловажный факт, а во-вторых, у женщины расширяется круг знакомств с мужчинами, начинается между делом легкий флирт, далеко заходящие товарищеские отношения, начинаются сравнения с мужем, и, разумеется, не в его пользу, — конечно, на работе-то мужчина всегда интересней выглядит: побрит, бодр, вежлив.
Правда, если до конца о наших с женой отношениях говорить, мы потом сошлись — узнала, как жить одной с двумя детьми, сразу хвост подобрала, всякую общественную работу из головы выбросила — а кому другому она нужна, когда по статистике женщин и так больше, чем мужчин?
Эмансипация, равноправие... Я, конечно, никогда не был против равноправия, но если откровенно: дать им полную волю — они же всех нас за пояс заткнут, мальчиками на побегушках сделают при себе.
В общем, я тогда жил один, и меня все сватали то за одну, то за другую. А мне зачем это? Но эта Валечка своими карими глазками и прочими многими женскими достоинствами растравила меня, я уж всерьез начал подумывать о сближении с ней. И она как будто не прочь. Разница в годах, конечно, есть, а нынче это считается как бы неприлично, но я стал вспоминать всякие случаи из классической литературы, когда молодая девушка всерьез влюбляется в человека намного старше себя. Так что в принципе это было возможно.
Валя с месяц поулыбалась мне мило, пока испытательный срок не кончился и она окончательно не утвердилась техником — и сразу губки на замок. Как отрезала. Да еще и дерзить стала — как бы в пику мне за свое унижение прошлое. Ах ты, думаю, дрянь — обвела вокруг пальца, а я, дурень, растаял. Шевельнулась было мысль: а вот ты так — и я так. Думает, раз уселась на место, так ее теперь ничем не сдвинешь, а это очень просто устроить: сократить единицу, и все, — как раз ежегодное сокращение штатов предстояло. Да ладно, думаю, не велик грех, пусть работает, лучше уж такая, чем совсем никакой. Да она, между прочим, и работу скоро освоила, как обещала, — чертила быстро и
