– Я не подбираю бездомных котят, – сказал он.
Янка мысленно выругалась, понимая, что что-то упустила.
– Я, вроде, не прошу меня накормить, – сказала она зло и скрестила руки на груди. – Ты от нашей ночи получишь не меньше, чем я.
– Значит, всё же шлюха, – заметил Козырев удовлетворённо.
– Пошёл ты! – Янка отвернулась и шагнула к выходу, но рука Козырева тут же до боли сжала её локоть.
Янка на секунду запаниковала. Охрана ждала снаружи, но вряд ли они стали бы вмешиваться – разве что её начали бы резать на куски.
– Завтра поговорим, – сообщил Козырев, вдруг оказавшийся твк близко, что его дыхание обожгло ухо.
Янка повернула голову и, не разжимая плотно стиснутых губ, процедила:
– Где?
– Можешь выбирать.
Янка чуть расслабилась, чувствуя, что игра продолжается.
– Воробьёвы горы, – сказала она, – погуляем, поговорим.
Козырев улыбнулся и отпустил её, вмиг становясь таким же мягким и обаятельным, как и в прошлые вечера.
***
Янка вышла из казино и закурила. Она почти видела фигуры двух амбалов в кожанках за стеклом одной из «девяток», но только подала знак рукой, как можно более незаметно и, спрятав руки в карманы, побрела вдоль улицы.
Ночевать под открытым небом, тем более в такой мороз, ей не приходилось никогда. К Туку идти было нельзя, и тем более нельзя было идти домой, а денег у неё в кармане было ровно столько, сколько она унесла из казино накануне – от силы хватило бы на такси. Соваться в гостиницу без документов тоже было чревато, да и сомневалась Янка, что найдётся гостиница ей по карману.
Минут двадцать она просто брела по Арбату по направлению от центра, доставая руки из карманов только для того, чтобы закурить, а потом остановилась, прислушиваясь. Яне показалось, что она слышит знакомые голоса.
Она постояла ещё, вслушиваясь в лабуду, которую перетирали между собой стоявшие поодаль пацаны, а потом расхохоталась и хлопнула одного из них по плечу:
– Володихин, ты?
Парень обернулся удивлённо и тоже захохотал.
– Журавлёва? Тебя ж зарезали, не?
Янка усмехнулась.
– Пока нет, но всё зависит от тебя.
***
На следующий день на Воробьёвы Янка приехала и на такси, чисто вымытая и одетая в новенькие джинсы и куртку.
Константин ждал её на смотровой площадке , нахохлившийся и явно недовольный её опозданием. Он был одет в чёрное пальто, застёгнутое под самое горло.
Янка только усмехнулась, затормозив напротив него.
– Куда пойдём? – спросила она как ни в чём не бывало.
– Что это за пацанчик? – спросил Козырев.
– Дима Володихин.
Константин шагнул к ней. и глаза его недобро блеснули.
– Я знаю, что Дима Володихин. Я спросил, кто он тебе.
Янка расхохоталась и, поймав Константина за локоть, развернула его так, чтобы можно было идти вдоль парапета.
– Не бойся, не любовник. А ты, стало быть, уже биографию пробил. Ну и как, узнал, как меня зовут?
– Узнал, – подтвердил Константин, легко поддаваясь на провокацию, и двинулся следом за ней. – Пока что ты не соврала. Хотя непонятно мне всё равно…
Янка резко повернулась и приложила палец к его губам
– Я тебе и нравлюсь тем, что непонятна. Разве не так?
– Нет, не так.
– Тогда чем?
Константин помолчал.
– Ты красивая, – сказал он. – У тебя живые глаза. И я в самом деле не думал, что тебя можно купить. Если честно, ты меня разочаровала.
Улыбка медленно сползла с лица Яны, оставшись жить лишь на краешках губ.
– А если бы я сказала, что не хотела становиться шлюхой? Что меня похитили и…
Теперь расхохотался Константин, резко и обидно блеснув глазами.
– … и заставили раздвигать перед кем-то ноги? Извини, я бы разочаровался ещё сильней.
– Но ты бы меня забрал?
Козырев пожал плечами.
– Не пытайся давить на жалость, Янка. Я уже сказал: бездомные котята мне не нужны.
Янка улыбнулась холодно и зло, под стать взгляду мужчины. Склонила голову набок и сказала:
– Вот видишь. Тогда о чём мы должны говорить?
Константин пожал плечами и, прижав её пальцы плотнее к своему локтю, сам двинулся вперёд.
– Не знаю, – сказал он. – Если бы мы познакомились иначе, то я бы спросил, как тебе этот вечер и этот снег.
– Мне нравится. – Янка улыбнулась и прижалась на секунду щекой к его плечу. Вполне искренне, потому что это было именно то, о чём она мечтала.
Они шли по дорожке, постепенно спускаясь к реке, наблюдая, как на другом берегу начинают загораться разноцветные огни. Иногда Янка пыталась угадать, что это светится там, вдали, а Константин предлагал свои ответы на этот вопрос. И с каждым словом и с каждым шагом Янка чувствовала, как накатывает на неё бесконечная грусть.
Она поняла, наконец, чего ей так не хватало в последний год и что Яр вполне мог ей дать, но ни разу даже не попытался.
Они оба знали, кто из них кто. Не знали только деталей, но главного Янка не пыталась скрывать, а Константин больше не спрашивал её о прошлом, будто удовлетворившись тем, что донесли ему его люди за прошедший день.
Янка не пыталась рассказывать, потому что, даже если бы она могла рассказать, меньше всего ей хотелось говорить о даче, где она готовила сосиски в ободранной кастрюльке, о том, как Яр брал её, заставляя упираться в стену лбом, и о том, как она перестала смотреться в зеркало, потому что устала каждое утро видеть перед собой избитое, опухшее лицо.
Козырев тоже не говорил о себе – вернее, говорил, но так, что за несколько часов ни разу не упомянул ни бизнес, ни имена друзей и врагов. Он рассказывал о молодости, которую провёл в Курске, о том, как приехал учиться в Москву, и о других мелочах, которые давно перестали иметь значение.
Уже на берегу Янка снова остановила его и развернула лицом к себе.
– Уже поздно, – сказала она.
Лицо Константина, до того улыбавшееся, стало серьёзным.
– Ты опять поедешь к этому Володихину?
Янка пожала плечами.
– Не знаю. Деньги у меня есть, так что, может, сниму номер где-нибудь.
– А что было бы, если бы ты его не встретила?
Янка пожала плечами и негромко рассмеялась. Потом посмотрела на Константина, но улыбку с лица убрать так и не смогла.
– Не знаю, – сказала она честно, – я бы что-нибудь придумала. Может, и сама додумалась бы вспомнить про старых друзей. А может, впервые переночевала бы под мостом.
