отец поладит с Тео. Отец…
Я встала и прошлась по комнате. Неужели папа мог отказать ему только потому, что он простолюдин? Почему тогда он согласился выдать меня замуж за Портера? Или дело в контракте, в том, что маги заключают брак на всю жизнь? Нет, это было бы странно, ведь он разрешил контракт второй степени со стариком, находящимся одной ногой в могиле. Ничего не понимаю…
Я подошла к окну. Оно выходило прямо на двор гостиницы. Постояльцы сновали туда-сюда, кто-то приезжал, кто-то носил сумки, кто-то уезжал, кто-то ругался. Я задернула занавеску подошла к кровати, стянула плащ и аккуратно сложила его на покрывале. Интересно, чем сейчас занят Теодор?
Так, стоп! Хватит! Ты уже достаточно опозорила себя сегодня, это слишком.
Я потрясла головой, распугивая неуместные мысли, прошлась по комнате, позвонила в колокольчик, чтобы принесли мои вещи из кареты и зашла в уборную.
Там обнаружилась небольшая круглая ванна, больше похожая на бочку, заполненная почти до краев чистой водой. Потрогала: еле теплая. Видимо, Изабелла попросила для себя, но не успела воспользоваться или передумала. Я разделась и залезла в бочку, надеясь, что холодная вода остудит разум. Вымыла голову, потерла кожу мыльной губкой. Через десять минут у меня задрожали губы. Через еще десять я поняла, что все еще думаю о Теодоре. Бесполезно!
Я выскочила из ванны, обтерлась полотенцем и быстро согрелась благодаря камину. Я села возле него в одной сорочке и принялась сушить волосы. Тихое потрескивание и мерцание пламени умиротворяло, но мысли все убегали в сторону огня в глазах Тео. Да что же такое?!
Я заплела волосы в косу, подошла к платью, которое в порыве злости на свою несдержанность бросила на постель: следовало бы почистить подол. Чем я и занялась, а потом подлатала растрепавшуюся ленту на шляпке Изабеллы. Переделала все дела, и, не зная куда деть себя от навязчивых мыслей, снова подошла к окну. Возле входа все еще толпились люди, кто-то был пьян, кто-то торопился, кто-то ждал, кто-то, кажется, уснул. А кто-то очень родной стоял и смотрел прямо на мое окно. Я тоже смотрела на Теодора. Кажется, я потерялась в его взгляде. Кажется, он что-то хотел мне сказать. Теодор вдруг кивнул и зашел в гостиницу. Он идет сюда? Что это значит? Что же делать? Я не могу его пустить, я не одета! И потом вдруг Изабелла вернется? Конечно, она вряд ли осудит, учитывая, о чем мы говорили, но застать нас вместе — недопустимо.
Я бросилась к кровати и быстро нацепила на себя платье, кое-как зашнуровала завязки на груди, пригладила волосы. Но в мою дверь никто не постучал. Прошло минут пять, за дверью все еще была тишина. От ожидания и не могла усидеть на месте. Я поправила прическу, платье, расправила сорочку, надела чулки, снова переплела косу, но в итоге ждать надоело. Я вышла в коридор, но и там было пусто. Спустилась в вестибюль и поблагодарила богиню, что догадалась одеться и причесаться, как подобает, а не выбежала дикаркой.
Толпа заполнила все пространство небольшого вестибюля: проезжающие в пыльной одежде выкрикивали что-то консьержам, звенели монеты, шуршали бумаги, подолы и сапоги. В воздухе витал запах табака, пота и пыли, смешанный с ощущением усталости и раздражения. Люди толкались, и я пыталась понять, зачем влезла в эту суматоху.
И тут мои глаза нашли его. Теодор заметил меня и, словно через бурелом, направился ко мне, легко уворачиваясь от людей вокруг.
Я отчего-то смутилась, развернулась, чтобы уйти наверх. Он догнал. Пошел рядом.
Его ладонь коснулась моей. Я кротко пожала его пальцы. Он сплел их с моими. Его ладонь была теплой и твердой, но очень нежной, и я растаяла от этой скромной, несмелой нежности. Мы вышли из вестибюля к лестнице, поднялись по скрипучим ступеням. Все это время мы не вымолвили ни слова.
Мы прошли в коридор, ведущий к жилым комнатам. В настенных светильниках с мутноватыми стеклами дрожали свечи. Мы медленно прошлись по коридору, поравнялись с нашей с Изабеллой комнатой. Я остановилась, но Теодор продолжал идти. Его рука тянула мою за собой. Я взглянула на него: он смотрел на меня, и от его взгляда стало жарко.
Нет, я не должна! Я помотала головой, но тут моей ладони коснулись губы Тео. Он снова потянул к себе, заставляя сделать шаг. И я его сделала, отдаляясь от двери в комнату. Следом еще один. И еще. Теодор неотрывно смотрел в мои глаза, словно гипнотизируя, и я поддавалась.
Следовало остановиться! Следовало вернуться в комнату и прекратить это! Следовало уснуть в своей кровати, одной! Или дождаться хотя бы приезда в Хальмо!
Все это я говорила себе, шаг за шагом приближаясь к границе, после которой обратного пути не будет.
Он не сказал ни слова. Он отпустил мою ладонь, открыл дверь в свою комнату и вошел. Взглянул на меня, глубоко дыша. Его грудь под белоснежной тонкой рубашкой вздымалась, ворот снова был расстегнут, и оттуда выглядывали темные волосы. Хотелось прижаться к его крепкому горячему телу, хотелось очутиться в объятьях этих сильных рук…
Что я теряю? Репутацию? Ту самую, которую так берегла все эти годы только для того, чтобы ее растоптал один пьяный проходимец, обладающий безграничной властью и отвратительным характером? Я теряю только время.
Я сделала шаг в темноту.
Глава 33
Дверь закрылась, и через миг Теодор прижал меня к ней. Его тело оказалось очень близко, ладони сдавили талию. В полумраке комнаты, освещенной лишь светом уличных фонарей и одинокой свечкой рядом с постелью, я видела очертания его лица. Я провела ладонями по шершавым щекам, погладила шею, спустилась к напряженным сильным плечам, накрытым тонкой белой рубашкой. Срочно захотелось от нее избавиться.
Я провела пальцами по вороту, прошлась по жестким волосам на груди Теодора, вызывая его тяжелый вздох. А потом мои пальцы нашли пуговицу. Я расстегнула ее, потом взялась за другую, но она никак не хотела вылезать из петлицы.
Теодор вдруг рыкнул, убрал мои руки и разорвал на себе рубашку. Кажется, у кого-то терпение на исходе… Я ошалело смотрела на его крепкое тело, торс, дорожку темных волос, ведущую за линию брюк. Насмотреться мне не дали.
Теодор накрыл мои губы своими, прижал спиной к двери, даря невыносимо сладкий и нежный поцелуй. Его губы скользнули по щеке к шее и вниз, а рука проворно развязывала шнуровку платья. Я осмелела и обняла его крепкую спину под рубашкой,
