ли она скажет “нет”, всё-таки я её босс, нам вместе ещё работать. Но даже есть скажет “да”, это наверняка не будет искренне.
Не отвечает.
- Молчишь?
- Думаю, что лучше: соврать или сказать правду.
- Соври мне, пожалуйста. Боюсь, правда меня окончательно раздавит. Хоть и знаю, что заслужил.
- Марк, это риторический вопрос. Быть или не быть? Простить или не простить? Сказать можно всё что угодно. Это всего лишь слова.
Глава 21
- Я буду вымаливать твоё прощение, пока не простишь, – обещаю тихо и не совсем уверенно.
Молчит. То ли даёт зелёный свет, то ли не решается нагрубить и отказать.
Способна ли она меня понять? И есть ли мне хоть какое-то оправдание? Обстановка располагает к философским размышлениям. Пережитый стресс выворачивает душу и мозг наизнанку.
- Я узнал, что неродной моим родителям, когда был подростком. Достаточно взрослым, чтобы осознать ситуацию, но слишком юным, чтобы спокойно её принять. Мой отец наводил справки о биологической мамаше. Она приехала учиться в столичный университет, а по вечерам подрабатывала в клубе на подтанцовках. Залетела почти сразу, от кого – непонятно. С абортом затянула. То ли денег не было, то ли надеялась шантажировать беременностью своих мужиков. В общем, ничего не вышло. Она родила, сразу написала отказ и оставила ребёнка в роддоме.
Я впервые в жизни рассказываю кому-то историю своего появления на свет. Раньше мне казалось, что если её кто-то узнает, то я умру от стыда. Но мне очень нужно с Таней поделиться всем. Даже самыми неприглядными пунктами моей биографии. Так будет честно.
Я говорю, говорю, а она молчит. Не спит, глаза открыты. Но никак не комментирует.
- Мои родители много лет не могли зачать ребёнка. ЭКО не давало результатов. И они решились меня усыновить. Я даже в доме малютки побыть почти не успел. У отца много связей, меня из роддома сразу отдали родителям. А через год мама забеременела и родила Максима. Говорят, так бывает – стоит отчаявшейся паре усыновить малыша, как случается беременность. Мы с братом никогда не были дружны. То ли из-за небольшой разницы в возрасте по жизни были конкурентами, то ли характеры у обоих поганые. Но дрались мы всегда, сколько себя помню. Кстати, биологическая мать со временем вышла замуж за нормального мужчину. Он небедный, всё у них хорошо, кроме одного – он бесплодный. Тут-то она и вспомнила о брошенном ребёнке. Подробностей не знаю и знать не хочу, мне сказали только, что она пыталась меня отсудить. Но мои меня не отдали.
- Жалеешь? – Таня впервые подаёт голос.
- Нет, что ты. Мне плевать, что я им неродной. Я всегда считал и считаю их своими родителями. Конечно, когда правда раскрылась, у меня крыша слегка поехала. Мой мир тогда был безвозвратно разрушен, и я начал творить всякую дичь… Вдобавок брат стал меня намеренно изводить. Отец запретил рассказывать кому-то, что они меня усыновили, под страхом лишения наследства. И вообще, разговоры об этом дома жёстко пресекались. Поэтому долгое время никто ничего не знал. Я не доверял Максу и прожил несколько лет как на пороховой бочке. Больше всего на свете боялся, что кто-то узнает, что я приёмыш.
- Почему? Что в этом такого?
- Престиж, авторитет, статус. Родной сын бизнесмена такого уровня, как был мой отец, – это почти наверняка его преемник, с такими людьми выгодно отношения налаживать ещё с молодости. А при наличии родного сына у приёмного все перспективы сразу стремятся к нулю.
- Мне этого не понять. Изводить себя из-за какого-то мифического авторитета, по-моему, глупо. Тебя и так все уважали за ум и достижения в университете. Не верю, что какую-то роль играли деньги твоего отца.
- Ну-у. Не так всё просто. Когда сплетни расползлись, то некоторые из моих опасений оправдались. Но, конечно, всё оказалось не так критично, да и теперь те мои страхи кажутся сильно преувеличенными. А тогда разглашение тайны о моём происхождении казалось армагеддоном.
Таня больше никак не комментирует. Жадно разглядываю её. Точёный профиль, идеально ровная горделивая осанка…
- Когда увидел тебя впервые на сцене, меня триггернуло. Я вспомнил свою биологическую мать, её мужчин, которых было, судя по всему, немало… Решил, что ты такая же. Глупо, согласен… Ты мне очень нравилась. Очень. Когда понял это, ты крутила шашни с Эдом.
- Что за чушь? Какие шашни? Не было у меня ничего с ним! Мы всего лишь занимались задачами перед олимпиадой! А когда поняла, что он за мной ухаживает, я от этих занятий отказалась, и после первого этапа послала его к чёрту!
- Поначалу я думал, ты с ним… Потом увидел тебя на сцене… Всё одно к одному. Вдобавок ты оказалась свидетельницей нашего с Максом конфликта и узнала мой самый страшный секрет. Когда поползли слухи, что я – неродной сын моего отца, я был уверен, что это ты растрепала. Может, даже без злого умысла, просто по секрету рассказала Ленке, а та уже разболтала дальше.
- Да ты что! Я же слово дала, что никому не скажу! Поверь, я знаю, что с семейными тайнами не шутят.
Знаю я… Уже знаю, что она ни при чём. А тогда – как дурак попался в западню и повёлся.
- Я решил, что это ты, больше некому. Всё думал, как бы тебе отомстить. Просто идея-фикс у меня была! У меня тогда крыша поехала. До одурения хотел быть с тобой и в то же время ненавидел… Маринка всем растрепала, что мама твоя дворничкой работает, смеяться над тобой стала, я её не тормозил... Поговаривали, что ты влюблена в меня. А потом мы поехали на ту олимпиаду. Валерка затеял глупый спор… Он утверждал, что ты ещё девочка. А я-то был уверен, что ты и Крым, и рым прошла… Поспорили. Два идиота.
- На что-то существенное? – голос звучит глухо, обречённо.
- На курсовую по базам данных. Кто проигрывает, тот делает её за другого. Ну вот. План созрел почти сразу. Я тебя поцеловал, ты ответила. Догадывался, что ты в меня влюблена, предполагал, что сопротивляться не станешь. Утянул в санузел. Я сразу понял, что проиграл спор. И по-честному, надо было остановиться и признать себя проигравшим. Но во мне бурлила жажда мести вперемешку с нежеланием проигрывать. И я сделал то, что сделал. А потом, когда
