– сказала мама на берегу. – Про мост и про провода. Сказали, что будут искать.
Опустили генератор на землю, отдыхали.
– Да, рельсы сложно найти, они же как иголка, – сказал я. – Поезжай в ближайший пункт приема и забирай!
– Вряд ли они здесь сдавать станут, – возразила мама. – Скорее всего, разрезали и увезли подальше. Так что… Электричество кончилось.
Мы потащили генератор в гору. Неожиданно это оказалось непросто, аппарат все время съезжал по жердям, так что я в конце концов плюнул, и взялся сам. Мама ругалась, говорила, что я надорвусь, но с тринадцатью килограммами я не надорвусь.
– Отец в августе приедет?
– Не знаю, – отвечала мама. – У них смена вахты, может, предложат сверхурочные…
Не знаю, показалось, или нет, я услышал в голосе мамы… сомнение что ли. Отец уже пару раз оставался на сверхурочные, там действительно платят больше. Но… как-то раз его не почти полгода не было.
– Что-то не так? – спросил я.
– Нет, все нормально. А у вас тут как? Как Саша?
– Шнырова-то? Да чего с ней сделается?
Я чуть оступился, мама поддержала.
– А мама Саши? Уехала?
– Ну да… А бабка ее приехала.
– А Наташа как? – спросила мама.
– Да нормально… А что?
– Ничего-ничего, просто спрашиваю, – суетливо ответила мама.
– Все как обычно, – сказал я.
– Кто-то у кого-то украл топор?
– Зайцы.
Ответил я, перехватился поудобнее.
– Зайцы?
– Они хотели дрессировать зайца и записывать об этом ролики. Нет, сначала они хотели дрессировать бобра – знаешь, бобр – это семейный зверь Дрондиных…
Шнырова и Дрондина решили дрессировать бобра, но бобра поймать не так уж легко, к тому же они плохо поддаются дрессировке. Зайцы же к Шныровой наоборот – притягиваются, как магнитом. А тут как раз Бредик принес зайца…
Мама смеялась. Я тащил генератор.
– Тогда Шнырова решила применить взбучку…
Думаю, у себя в доме икала Саша.
–… А Дрондина сказала, что она это нарочно подстроила, подговорила зайца, чтобы он набросился и взбесился…
Обоим им обикаться.
Я рассказывал, мама смеялась, так до дому и добрались. Мама затопила летнюю печку, а я занялся генератором.
Генератор не очень мощный, полтора киловатта. Машинку швейную запустить хватит, телевизор нет. Но телефоны заряжать можно. А телевизор вечером и старый.
Завел генератор, подключил телефоны, пока заряжались, мама пожарила картошку и нарубила салат. Я быстренько поел и отправился с телефоном к тополям.
Залез, устроился в кресле. Думал по Интернету поползать, но сегодня сеть ловилась плохо, шалила и капризничала, так что я плюнул, сидел и смотрел поверх леса.
Часов в шесть явилась Дрондина с пластиковой бабайкой.
– Привет, Наташ, – сказал я. – Погоди, сейчас слезу.
Слезать не хотелось, подозревал, что в бабайке этой у Дрондиной сало. Толстыми ломтиками порезанное, натертое чесноком, с самопечным черным хлебом. Я сала не особый любитель, разве что зимой с жареной картошкой. А летом…
Но обошлось, я спустился с тополя, и оказалось, что в бабайке у Дрондиной шарлотка.
– Мама печку затопила, – пояснила Наташа. – Вот, испекла.
Шарлотка оказалась на высоте, как я люблю, не очень сладкая, с кислинкой.
Дрондина уселась под тополь, молчала.
– Видала Дрондинскую бабку? – спросил я.
– Ту, что в дурдоме работает?
– Ну да…
– Приехала Шныриху в психушку забирать, – с удовольствием сказала Дрондина. – Хочешь еще?
Я не стал отказываться, шарлотка вкусная, взял и второй кусок. Сама Дрондина шарлотку не ела. Похудеть, что ли решила?
– Может, не в психушку, – возразил я.
– А куда еще? У ее бабки квартира при психбольнице, она там старейший работник. Раньше в этой квартире доктора жили, потом не выдержали.
– Почему? – спросил я, жуя.
Дрондина выразительно постучала согнутым пальцем по лбу.
– Психи ночью по крышам лазят, – пояснила она. – Они же там лунатики все. Какой нормальный это выдержит, когда психи на крыше? А Шныровым хоть бы что, они же сами ку-ку. Последний кусочек?
Я не отказался и от последнего куска.
– Да сама Шнырица все время на крыше сидит, но не с этой стороны, с другой.
Я, если честно, ни разу Сашу на крыше не видел. Хотя тогда с гитарой… Но не на крыше же. Хотя я бы не удивился, если бы и на крыше. Да ладно, я сам на крыше люблю поваляться, особенно в августе, когда звезды близко.
– А еще говорит, что я дура, а сама…
Наташа замолчала. Ага, понятно.
– Сама…
Показалась Шнырова. Откуда-то сбоку, не со стороны деревни, а из полей, с цветочком синеньким.
Шнырова. Дрондина. Дрондина. Шнырова. Калейдоскоп. Как светомузыка, едва успевает погаснуть розовый, как включается зеленый. От этого глаза в разные стороны.
Я думал, что сейчас Шнырова возьмется за свое обычное, для начала напомнит, что день сейчас ее, а потом… еще придумает, фантазий у нее на сорок лет вперед припасено. Но сегодня Шнырова не спешила набрасываться, бродила туда-сюда.
Новая сумочка. Вот в чем дело – на плече у Саши болталась яркая сумочка на длинном ремешке. Дрондина, конечно, сумочку заметила, и теперь слишком старательно на нее не смотрела.
Тщательно продемонстрировав сумку, Шнырова остановилась метрах в десяти от тополей.
– Графин, а вы что, правда, генератор купили? – спросила Шнырова, не глядя в мою сторону.
– Да. Электричества то нет, а маме шить надо.
– Ну да, папашка твой бензина наворовал на сто лет вперед.
Шнырова смотрела в сторону реки, нас словно не замечая.
– Я же говорю – дура, – прошептала Дрондина.
– Да ладно, у вас в сарае бочка двести литров, – продолжала Шнырова. – Можно подумать…
– И что?
– Да ничего, так и надо.
Шнырова направилась к тополям.
– Я же говорю, сперли – и хорошо. Моему папке на лесопилке за три месяца не выплатили, так он брус утащил, а они хотели полицию… Надо было две бочки стащить.
– Тебе что надо? – спросила Дрондина.
– У тебя теперь электричество, значит, будет? – не услышала ее Шнырова.
– Немного, – ответил я.
– Зарядиться-то можно?
– Да можно.
– А такой зарядишь?
Шнырова вынула из сумки планшет. Хорошей фирмы, дорогой, новый, в красивом кожаном футляре с блестяшками.
– Зачет машинка, – оценил я.
Дрондина скептически фыркнула.
– Ну да, – Шнырова
