Чуть не снеся забор, я все же сумел затормозить, аккуратно извлекая Данилу из кабины. Те два типа с севера тоже выскочили из своего внедорожника, с явным презрением смотря на меня. Совладав с дверью, я протащил друга внутрь, отгоняя подальше взволнованного кота. Два панка проскочили внутрь, оглядывая помещение. Один из них скинул все вещи со стола на пол, кивнув мне:
– Клади его сюда, да быстрее, принцесса.
Я проигнорировал его колкий тон и сделал, как он сказал.
– Иглы есть? Пинцеты, бинты, дезинфекторы? – чуть более дружелюбно, спросил его спутник.
Я растерялся, пытаясь вспомнить, что я видел в так называемой аптечке.
– Девочка, раздуплись, твой хозяин подыхает. А дохлый он нам не всрался.
Я дернулся, побежав на поиски того, что могло помочь спасти Данилу. Я хватал все, что попадалось на глаза: какие-то отвертки, пинцет, даже зачем-то плоскогубцы. Также, нашел бинты, марлю, немного хлорогексидина и перекись водорода с йодом.
– Вот. Все, что есть.
Я ссыпал найденное на стол, рядом с Данилой.
– Да, не густо… ладно. Обезболивающего нет?
– Я не знаю… вроде не было…
– Понятно. А иголки с нитками?
– Не знаю.
Панк фыркнул.
– Руки где помыть? И перчатки бы не помешали.
Я кивнул ему на умывальник в углу, а сам начал рыться на полках в поисках перчаток. К моему сожалению, я совсем не знал, что где тут лежит. Меня отвлек кот, боднув мордочкой по ногам.
– Кошка, не до тебя…
Я посмотрел на него и замер. В зубах у него были перчатки. Три штуки правда и все разные, но какая разница. Я стиснул кота в объятиях, целуя его в макушку:
– Ты самый лучший кот в мире! И единственный!
Я радостно вернулся к столу, протягивая северянину перчатки.
– Иглы с нитками найди, петух. Его зашивать надо, – сказал один из панков, натягивая на нос и рот бандану.
Я кивнул, выбегая из дома.
На улице никого не было. Все попрятались, испугавшись заварушки. Я побежал к дому, где жила старуха, которая единственная из всех хорошо относилась к Даниле. Ну, по крайней мере, не боялась. Сначала, никто не открывал, но я продолжал барабанить в ее дверь. Наконец, замок щелкнул, и старушка чуть приоткрыла дверь, испуганно на меня смотря.
– Иглы нужны. И нитки. Выручай, не то Мастер ваш помрет.
Бабка ойкнула и скрылась в комнате. Через пару минут она вернулась, держа в руках небольшой бумажный конвертик с иглами и две катушки ниток.
– Спасибо, – я потянулся за вещами, но старуха перехватила мою руку.
– Нельзя ему умирать, нельзя, – сказала она, – совсем без него худо будет. Спаси его.
– Угу. Спасу.
Я забрал нитки с иголками и помчался обратно.
Еще с порога я услышал глухие стоны. Чужаки привязали Данилу к столу, но тот все равно дергался от боли. В зубах у него был его же ремень, застегнутый на затылке. Один из панков ковырялся в ранах пинцетом, доставая пули, второй развалился на стуле, неспешно куря сигарету.
– Как у тебя со зрением? – спросил меня тот, что оперировал.
– Хорошее.
– Тогда сюда иди. У Гоши оно отстойное. Помощь нужна.
Я как можно быстрее подскочил к столу, протягивая ему добытые вещи.
– Ты куда суешь то, видишь же – занят. Дебила кусок, так бы и плюнул тебе в рожу. Клади на стол, – раздраженно прогундосил он, – руки вымой да обработай. Вот, ватка в перекиси. Одна перчатка есть. Я ее уже продезинфицировал. Аккуратно пинцетом, как я вот, поддевай пулю и вытаскивай. И маску себе на рожу сооруди.
Я кивал ему, запоминая каждое слово и каждое его движение. Данила скулил и изворачивался на столе от боли.
Я натянул на нос шарф, надел перчатку и подхватил пинцет. Посмотрев на тело Данилы, я насчитал 16 пулевых ранений, два из которых уже успел обработать панк с севера.
– Нам нужно вынуть эти четыре пули. И зашить. Иначе он умрет. Короче. Те, что я сказал – ими я займусь. Ты – всеми остальными.
Я кивнул, аккуратно поднося пинцет к ране, из которой сочилась кровь при каждой судороге раненого. При виде этого у меня задрожали руки. Я почувствовал, как тошнота скручивается в желудке.
– Ты долго глазеть еще будешь? Хочешь, чтобы он подох? – прошипел на меня тот, что курил в кресле, Гоша.
Я зажмурился, пытаясь перебороть себя. Вдохнув побольше воздуха, я открыл глаза. Пуля была неглубоко, так, что ее можно было разглядеть. Я навис над плечом друга, соображая, с какой стороны лучше к ней подступиться. Наконец, я поднес пинцет к ране, поддевая краешек пули. Данила тут же дернул плечом, а я вздрогнул. От моего неверного движения, Данила еще сильнее застонал, скручиваясь чуть ли не пополам, несмотря на привязанные к столу руки. Гоша тут же подскочил, аккуратно прижимая его обратно к столу:
– Ты сюда помогать пришел, или добивать?
Я затрясся мелкой дрожью, отступая назад. Когда Данила подуспокоился, панк схватил меня за грудки, встряхивая:
– Меня твоя нежная рожа так бесит, что я прямо сейчас бы тебя грохнул, но Кирилл велел тебя не трогать. Ты, сука, или помогай, или выметайся отсюда. А если твой дружок подохнет от потери крови или болевого шока, я тебя прикончу с таким наслаждением, которые ты в своей жизни никогда не испытывал. Понял меня, крысеныш?
Я закивал вместо ответа.
– Вот и круто, – он отпустил меня, грубо толкнув от себя.
Я вернулся к столу, снова поднося пинцет к пуле.
– Мне вообще плевать, помрет он или нет, – заговорил второй панк, – Кириллу этот человек нужен, поэтому я постараюсь его спасти. Но поверь, никто из нас не расстроится, если он сдохнет. Не знаю, кем вы друг другу приходитесь, но если ты не приложишь усилия, то он натурально откинется.
Я сжал зубы, пытаясь угомонить дрожь в руках. Чуть придерживая плечо Данилы, я смог захватить пинцетом пулю. Собравшись, я аккуратно, плавно потянул пинцет на себя. Данила мелко задрожал, но я крепко держал его, не давая навредить самому себе.
– Наконец-то блин наша принцесска собралась. Продолжай.
Время тянулось необычайно долго. Я приноровился и выуживал одну пулю за другой. Панк же сосредоточенно зашивал глубокие раны. Когда осталось вынуть три пули, Данила начал отключаться.
– Черт, – северянин занервничал, – нашатырь есть? Что-то резкое? Нельзя ему отрубаться.
Я вспомнил про пузырек, который использовал при недавнем припадке. Быстро сбегав до кровати, я вернулся обратно, поднося резко пахнущую жидкость к носу друга. Тот слабо дернул лицом, морщась.
– Отлично. Мне осталась последняя пуля. Она глубоко сидит, зараза. Одно неловкое движение – и я задену сердце, и тогда все. Помрет красноглазый. Только вот странно, сердце у человека должно быть выше… не пойму ни черта… но как бы то не было, если бы сердце было там, где надо, он бы подох на месте. Ладно. Это потом все. Гоша, держи его крепко. И ты, принцесса, тоже. Чтобы ни одного толчка, поняли?
