– В смысле?
– В прямом. Помнишь, когда мы ездили в лабораторию за кислородными баллонами, я, это, сказал, что нашел кое-что про Нижний?
– Да.
– Это было распоряжение о пуске газа. Жителей Нижнего города отравили неделю назад. Правителям земли надоел их зоопарк, и они, это, задумали уничтожить всех людей. Решили, что человечество исчерпало себя, – его голос будто сломался и он хмыкнул, стараясь выдавить из себя смешок, – тут так и написано, представляешь? «Человечество исчерпало себя. Необходимо уничтожить всех людей, оставшихся на планете Земля». А сейчас начнется зачистка поверхности.
Раздался протяжный вздох, шуршание, возня, затем снова голос Данилы:
– Наши жизни никогда нам не принадлежали. Холеные дядьки и тетьки наблюдали за нами с марса и вот, им надоело.
Он замолчал.
– Но это не все? – догадался я. Что-то было еще, какая-то недосказанность.
– Да.
– Что?
– Я, это, могу прямо сейчас взорвать всю планету. Землю. В коре ядра и по линии экватора встроены ядерные бомбы. Я, это, не знаю, зачем это было сделано. Тут слишком много информации, я даже не хочу тратить время на изучение. И так, это, слишком разочаровался в жизни за последние несколько часов. Хотя, нашлось и кое-что хорошее. Мой отец добровольно покинул марс. Он, это, получил тут место, но ему опротивело все это. И он выбрал жизнь на Земле, среди отбросов. Я даже немного загордился им.
– Ты нажмешь на кнопку?
Я понимал, зачем на самом деле он звонит. Не для того, чтобы рассказать об отце или поделится информацией о Нижнем городе, и даже не для того, чтобы сообщить, что он всех уничтожил.
Он хотел нажать на кнопку, но не мог решиться взять на себя этот груз.
– Я хочу нажать. Все катится к черту… а сейчас, когда из человеческой расы остались только панки… сам подумай, что будет дальше. Да, на Поверхности есть мирные люди, даже дети… но они не выживут в том хаосе, который там сейчас творится. Они будут только страдать. Я знаю, о чем говорю. Куда лучше будет… Прямо сейчас я сижу и смотрю на эту чертову кнопку.
– Ну так жми.
Он снова замолчал.
– Я могу забрать тебя оттуда. Я прилечу.
– Не прилетишь. Я слышал, как Кирилл перед отлетом говорил, что топлива тебе хватит только в один конец. Ты не долетишь.
– Я могу найти топливо тут.
– Ты бы уже нашел, если бы мог. Что еще случилось?
– Остальные баллоны с кислородом повредились, когда, это, нас атаковали в гараже. Ими нельзя будет воспользоваться. Но я могу успеть что-то придумать.
– Сколько осталось кислорода?
– На 7 минут.
С каждым его новым ответом я чувствовал, как во мне что-то умирало. Я в отчаянии зажмурился, глотая горечь.
Это правда конец, который больше нельзя было отрицать.
– Ты сам понимаешь, что даже ты ничего не сможешь сделать за семь минут.
Тихий смех был еле различим сквозь помехи:
– Даже я, это что значит? Что я лучше, чем остальные?
– Да. А то ты сам не знаешь.
– Знаю. Хотел просто, чтобы ты наконец сказал это вслух.
– Ну вот, дождался.
Он снова засмеялся, и я невольно засмеялся в ответ. Надо мной продолжало все полыхать и взрываться, но сейчас уже было неважно. Скоро все закончится абсолютно для всех.
– Прощай, Данила.
– Я, это, могу найти топливо в ракетах.
– Ты сам сказал, что уничтожил их.
– Да, но я не проверял, возможно, что-то уцелело. Черт, почему я такой? Почему я не подумал наперед? Почему я…
– Все нормально. Нажимай кнопку, а то кислород скоро закончится.
– Это… То имя, которое ты мне дал, я думаю, оно мне не подходит. Бог мне судья? Мне не нравится это. Ты дал мне слишком много свободы этим именем.
– Поэтому оно тебе подходит.
Тишина.
– Прощай, Богдан. И прости, что разрушил все.
– Ты разрушил только свое одиночество и мою клетку. Рад был встретить друга.
Помех больше не было. Треска тоже. Из динамика рации шел лишь легкий треск.
Данила смотрел в пустоту, сжимая в руке замолчавшую навсегда рацию. Он уничтожил планету, оставшись совсем один. Датчик кислородного баллона пискнул, оповещая, что дышать осталось ровно пять минут. Данила вдруг вскочил с кресла и со всех ног бросился к своей ракете. Он знал, что не долетит, но не желал погибать на чужой планете.
Он хотел домой.
