Он никак не мог быть у нее, потому что Сережа… он знал, чтоМатильда Васильевна терпеть не могла его жену. Он знал, что она в гробуперевернется, если его жена наденет что-нибудь из ее вещей!
– Так-так, – Надежда испытующе поглядела Лене вглаза, – стало быть, ты поверила, что человек, которого ты любила, могограбить собственную тетку, но никак не могла поверить, что он отдалдрагоценности своей бывшей жене… Что-то у нас концы с концами не сходятся…
– Не знаю! – рыдающим голосом вскрикнулаЛена. – Ничего я не знаю! Он мог поехать за мной, мог написать илипозвонить! Он этого не сделал, я была ему не нужна…
– Он же не знал про ребенка, – напомнилаНадежда, – а впрочем, я тут не судья…
– Я подумала, что смерть Тани – это знак. Что раз мнесуждено поехать в Петербург, то я должна раз и навсегда разобраться в этойистории. Потому что я уже не могу с этим жить…
– Ну-ну, – сказала Надежда, – не раскисай.
Разберемся мы во всем, обязательно разберемся.
Ты только глупостей не делай, а то эти, из «Варианта»,раньше успеют с тобой разобраться.
Она взглянула на часы и тяжко вздохнула.
Стрелки неумолимо бежали к обеду.
– Ладно, мне вообще-то идти нужно. Сегодня никак немогу задержаться, дома ничего не сделано. Вот что, дай мне честное слово, чтоникуда не выйдешь из дому. После моего ухода закройся на все замки и сиди тихо.По телефону будешь отвечать только мне.
– Как я узнаю, что это вы? – спросила Лена.
Надежда на мгновенье задумалась, потом просияла:
– Отсчитай десять звонков, потом на одиннадцатом снимайтрубку! Думаю, у моих знакомых недостанет терпения звонить так долго. А сейчаспопрощаемся до завтра. Я приду утром, подумаем, что можно сделать.
Очутившись на лестничной площадке, Надежда послушала, какповернулся ключ в замке и подумала, не наведаться ли к соседке Марии Петровне ине попросить ли ее присмотреть за девушкой. Уж очень ей не нравилось выражениеглаз Лены, какое-то оно было полубезумное. Соседка Мария Петровна – бодраяпенсионерка – была известна в их доме замечательным умением наблюдать ианализировать эти наблюдения с большой скоростью. Надежда хранила у нее запаснойкомплект ключей от своей квартиры – на случай собственной забывчивости.
Но с другой стороны, тогда Марии Петровне нужно будетобъяснять, что к чему. А Надежда сама еще не все понимает в этой запутаннойистории, так что вряд сумеет объяснить внятно. Нет, что-то ей подсказывало, чтолучше не посвящать в это сомнительное дело посторонних.
С тяжелым сердцем она вернулась домой, по дороге забежав вмагазины. С тяжелым сердцем занималась она неблагодарными домашними делами,которые никогда не кончатся, хоть вкалывай с утра до вечера.
* * *
– М-м-м… – Николай Уточкин, он же Маслов, он жеЛожкин, замычал во сне и попытался натянуть на себя одеяло. Одеяло почему-тозашуршало и порвалось, а назойливый голос, врывавшийся в его сон, стал ещегромче.
– Колян, вставай, тетеря сонная, все на свете проспишь!
Николай заворочался и открыл один глаз.
Изображение закружилось, медленно притормозило, и он увиделнад собой лысого, как колено, мужика средних лет – коллегу и соседа по«лягушатнику» Вячеслава Захаровича Пробкина. Пробкин тряс Николая за плечо иозабоченно повторял:
– Да вставай же ты, проклятьем заклейменный!
Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени?
Уточкин застонал. Пробуждение было ужасным. Головараскалывалась, как пустой кокосовый орех, и гудела, как колокол на Пасху. Ворту был такой вкус, как будто там только что прошла походным маршем пехотнаядивизия. Он еще раз попытался натянуть на себя одеяло, чтобы отгородиться откошмарной действительности, но одеяло снова порвалось, и Николай осознал, чтопытается укрыться кипой бракованной газетной бумаги.
– Захарыч, – простонал триединый страдалец, –пивка бы мне холодненького…
– Пивка! – передразнил его коллега. – Сейчастебе Ракитин холодного пива поднесет! И пива, и кофе, и какавы с чаем! Он тебяуже второй час по всей редакции разыскивает!
– Ракитин? – с ужасом повторил Николай.
Он вспомнил вчерашнее столкновение с начальником, вспомнилего обещания, вспомнил, что должен был накануне закончить срочный материал насто двадцать строк, и масштабы трагедии вырисовались перед ним во всем своемужасающем величии, отдаленно напоминая Большой Кавказский хребет.
– Ракитин! – еще раз повторил журналист игероическим усилием заставил себя подняться на ноги.
Полутемная комната наборной, в которой его накануне сморилнепобедимый сон, поплыла перед глазами. Николай схватился за ближайший стол иснова мучительно застонал.
– Ты хоть умойся, герой, – сочувственно проговорилЗахарыч, оглядев коллегу, и покачал лысой головой.
Николай с трудом добрался до туалета и подставил голову подструю холодной воды. Жить стало немножко легче, в голове прояснилось, и оттогоужас положения стал еще отчетливее.
Но делать нечего – нужно было идти к начальнику и приниматьсвою порцию синяков и шишек.
* * *
Сергей Сергеевич Ракитин поднял голову, и его лицоперекосила гримаса отвращения.
– Я тебя обещал уволить к чертям собачьим? проговорилон нарочито спокойным голосом, который, однако, нисколько не обманывал Николаяи не скрывал ярости, которая кипела в душе у заместителя Главного.
– Сергей Сергеевич, но я…
– Что – ты? – прогрохотал Ракитин, – ты взеркало сегодня смотрелся? Ты морду свою сегодня видел?
Вот это как раз Николай сегодня делал. Вытащив голову из-подледяной воды, он подошел к зеркалу, но не сразу узнал собственное отражение.Сначала ему померещилось, что это кто-то другой заглядывает в зеркало из-за егоплеча – какой-то старый, изможденный жизнью бомж с красными, как у больногосенбернара, глазами, с опухшей от хронического пьянства физиономией и такимимешками под глазами, что в них, наверное, можно было нагрузить килограмм попять картошки. В довершение удручающей картины на левой щеке журналистаотпечатался заголовок рубрики «Светская хроника». Правда, заголовок отпечаталсязадом наперед, в зеркальном изображении, но Николай смотрел на него тоже взеркало и прочитал без затруднения.
С этим последним несчастьем он справился оттер надписьмокрым носовым платком, но все остальное было ему не под силу.
И вот теперь Николай стоял перед начальником, понурившись, иожидал решения своей судьбы.
– Ты помнишь, что должен был сдать в номер материал насто двадцать строк про наркоманию в школах? – гремел Ракитин. –Хорошо, выпускающий успел развернуться, поставил вместо твоих малолетнихнаркоманов заметку про злоупотребления в зоопарке! Сколько можно? Я тебя вчерапредупреждал. Это был последний раз.
