Последняя заметка, которую я прочитала, была датирована 16 июня. В ней говорилось о гневных заявлениях мистера Уокера, в которых предприниматель заявлял о том, что разочарован американским правосудием и желает Дарсли гореть в аду. «Вы обеспокоены пропажей бумаг на предъявителя?» — спрашивал его журналист. На что мистер Уокер отвечал: «Ни в коем случае, мисс Даун была исключительной женщиной, я уверен, что она спрятала документы с особым тщанием. Никакой преступник их никогда не найдёт».
Заметка заканчивалась словами мистера Уокера: «Теперь мне осталась только боль. И эти часы». Часы, принадлежавшие отцу мисс Даун, с которыми она никогда не расставалась. Часы «American Company», сделанные в 1881 году.
24. Чудовище в клетке
Бежать, бежать, бежать. С этими словами, пульсирующими в голове, я просыпалась с утра, осматривала израненную ногу, спускалась в подвал. Иногда они звучали как громкий рёв, иногда — как шелест набегавшей и отступавшей волны. Иной раз вместо слов я чувствовала только дрожь. Но больше всего меня пугала тишина. Тишина была знаком того, что я начинаю свыкаться с заключением в интернате.
За шесть дней я научилась держать очередь в столовой, приспосабливать свой шаг к шагам своих компаньонок, чтобы не запутать цепь. Я училась сдаваться. А этого нельзя было допустить.
— Сбежать? — прошептала Бекка. — Ты сошла с ума. Уж поверь, мы тут все мечтаем о побеге. Но это невозможно.
— Это почему же?
Бекка вздохнула. Мы работали, и она оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что нас не подслушивают.
— Ты когда-нибудь спрашивала себя, зачем они держат нас на привязи? Ведь так не делают даже в настоящих тюрьмах, где сидят взрослые мужчины. Знаешь, почему нас заковывают, а их нет?
Я не знала.
— Потому что надзирателям проще, пока на нас кандалы. Мы молодые девушки, преступницы. За пределами этой школы нас никто не хватится, а потому с нами можно делать всё что вздумается. Всё. Понимаешь?
Я кивнула. Для меня и дома было так же. Возможно, эта исправительная школа была самым подходящим местом для таких, как я, и с моей стороны глупо было думать, будто что-то может измениться. Но был ещё Тит. И мысль о нём не позволяла мне так просто сдаться. Поэтому я стала присматриваться.
Цепи снимали с нас только ночью, но дверь спальни закрывалась на ключ, а на окнах стояли крепкие решётки. Весь оставшийся день я была заложницей цепи. Это было самой большой проблемой. Я стащила вилку и попробовала вскрыть ею замок. Безрезультатно. Оставалась единственная возможность — выкрасть ключи у охраны, но нужен был подходящий случай. Тогда в голове у меня созрел план. После ужина надзиратели назначали класс, который должен быть отмывать кухню. Вечером шестого дня в интернате, вставая из-за стола, я нарочно споткнулась и, падая, потянула за собой Ребекку и остальных, запутав цепь.
Я забормотала извинения, надзиратели наорали на меня и побили, но я не придала этому значения. Главное, что мой класс отправили на кухню. Я проигнорировала укоризненный взгляд Ребекки и угрозы девочек. Одна из них пообещала зарезать меня во сне, но мне было всё равно. Если всё пройдёт хорошо, этой ночью в школе я спать уже не буду.
Охрана заставила нас скоблить кастрюли, оттирать плиты и натирать пол до зеркального блеска. Я старалась больше всех и продолжала ронять всё из рук, замедляя работу группы.
— Нужно ещё прибрать в комнате охраны, — сказал один из надзирателей. — Желающие есть?
— Она, — показали все на меня.
Ребекка злилась, но делала вид, что не замечает меня, что было мне только на руку. Надзиратель отсоединил меня от общей цепи и прицепил к браслету чугунный шар, после чего приказал мне подниматься с ним на верхний этаж. Я с трудом поднималась по лестнице, с шаром в одной руке и полным ведром воды и губкой в другой.
Комната сторожей представляла собой просторный зал, освещённый электрическими лампочками. На полу в чёрно-белую клетку стояли наполовину разбитый диван и несколько стульев. На полке, на крючке, висела связка ключей. Моя цель.
Я мыла пол, стараясь делать всё ещё медленнее, чем вначале, и лихорадочно думала, как же приблизиться к полке. Надзиратель курил и не отрывал взгляда от моей задницы. Мне нужен был отвлекающий манёвр или подарок судьбы. Я закрыла глаза и стала молиться Богу, или судьбе, или какому-то духу болот, в которого верил мой друг Эдди.
— Пожалуйста, — шептала я, — дай мне шанс.
И Бог, или судьба, или дух болот меня услышали. Где-то оглушительно зазвонил колокольчик.
— Как назло, — проворчал охранник. — Но сейчас я уж точно не пойду смотреть, кто это.
Колокольчик зазвонил ещё раз, и мужчина сдался. Он пересёк комнату, оставляя следы на свежевымытом полу, открыл шкафчик, и я заметила внутри несколько подписанных колокольчиков: кухня, кладовка, спальни. Звонил тот, что указывал на вход.
— Ох уж эти современные штучки, — недовольно проговорил надзиратель. — Уже третий раз за месяц срабатывает сам по себе…
Он посмотрел на меня задумчиво, потом бросил:
— Скоро вернусь.
Я была так взволновала, что ничего не ответила. Дождавшись, пока дверь в комнату закроется, я рванула прямо к связке ключей. Их было очень много, и все были разные — большие и маленькие, гладкие и зубчатые. Который из них подойдёт к замку? Я не знала. Я могла бы взять несколько наудачу, спрятать под платьем и, вернувшись в комнату, проверить. Но это было слишком рискованно. И что, если я выберу не те? Но стоило хотя бы попытаться. Я протянула руку и в этот момент услышала голос позади себя:
— Ты Жюли Дарт?
Я застыла на месте с вытянутой рукой, будто меня ужалила гремучая змея, появившаяся из ниоткуда.
— Я с тобой говорю. Тебя зовут Жюли Дарт?
Я обернулась. Это был другой надзиратель, женщина. Похоже, что гремучая змея укусила и её, потому что она была мертвенно-бледной, как будто ей щёки намазали воском. Она точно видела, как я тянулась к ключам. Мне конец.
— Да, — ответила я сдавленно, — Жюли… это я.
— Следуй за мной.
Я направилась было к ведру с губкой, но надзирательница меня остановила:
— Оставь их, где стоят.
Я пошла за ней, неся впереди железный шар, который казался ещё тяжелее, чем обычно. Моя попытка не удалась. Мне никогда не сбежать отсюда.
Мы спустились на второй этаж, и надзирательница приказала мне войти в тёмную комнату. Она нажала на рычажок, что-то зажужжало, и россыпь огоньков зажглась на потолке. Комната была выложена серой плиткой. В полу были одинаковые отверстия, такие небольшие канавки. Вдоль стены торчали изогнутые железные палки. Крюки, подумала я. Но зачем они нужны?
