В связи с этим делом я хочу заявить, что на протяжении работы с X она… не жаловалась на какие-либо проблемы с дыханием… и не демонстрировала каких-либо невербальных признаков, на это указывающих. По моему мнению, X в это время не пребывала в состоянии какой-либо формы панической атаки или гипервентиляции.
Выдержка из заявления 2
X в моем присутствии не выказывала ни жалоб на какие-либо проблемы с дыханием, ни невербальных признаков, связанных с дыхательной процедурой… У X не было какого-либо рода панической атаки или гипервентиляции.
Адвокат задал вопрос о сходстве заявлений первому офицеру. Тот настаивал на том, что сходство является чистой случайностью. На вопрос, может ли он объяснить подобное «совпадение», офицер ответил, что не может. На вопрос, не показывал ли он свое заявление другому офицеру, первый офицер ответил, что нет, не показывал и что другой офицер никак не мог видеть его, первого офицера, заявление. Сказать, что адвокат был преисполнен решимости, – ничего не сказать. Он давил на офицера, требуя от него удовлетворительного ответа. В конце концов офицер сказал, что единственное объяснение этого сходства, которое приходит ему в голову, – это памятка, полученная им от прокурора. Адвокат спросил, что это за памятка, отметив при этом, что защите ни о какой памятке ничего не известно. Со стороны адвоката это было хитростью, так как меморандумы прокурора обычно не разглашаются.
Офицер повторил, что он получил меморандум от прокурора. Адвокат защиты попросил суд потребовать от прокурора оглашения меморандума. Прокурор сказал, что он ничего не знает ни о каком меморандуме. Он просмотрел пачку документов перед собой, но, по-видимому, никакого меморандума не нашел. Адвокат защиты предложил ему свою помощь. Его предложение было отклонено, однако глава судейской коллегии спросил, не может ли свидетель просмотреть документы сам, поскольку ему, без сомнения, будет легче узнать этот меморандум. Пачка прокурорских документов была передана офицеру полиции, стоящему у кафедры для свидетелей, и он тут же нашел меморандум. С документа были сняты копии, которые затем раздали всем участникам судебного заседания.
Меморандум оказался запросом от прокурора к офицеру предоставить некоторые предметы, которые защита требовала для проведения слушания дела. В этот список входили мундштук, любые заметки, сделанные офицерами в ходе задержания мисс Смит в полицейском участке, и, главное, требование к офицерам предоставить заявления свидетелей, касающиеся процедуры анализа дыхания мисс Смит. Именно об этих заявлениях адвокат и расспрашивал офицера, когда впервые было упомянуто о наличии меморандума.
Этот меморандум был крайне унизителен для подсудимой и ее судебных представителей, и на самом деле в нем задача по сбору этих свидетельств была представлена как «морока», то есть неприятная для офицеров и прокурора работа.
Защита немедленно ухватилась за этот документ и попросила перерыв для того, чтобы с меморандумом и двумя заявлениями смог ознакомиться эксперт. Прошение о перерыве и эксперте было немедленно удовлетворено судом.
Мне дали взглянуть на эти документы.
Выдержки из меморандума прокурора
…В приложении имеются копии заявления защиты по делу, полученные от представителя подсудимой (много чуши в безнадежной попытке избежать неизбежного), на которое мы, к сожалению, должны ответить.
Мне понадобятся заявления раздела 9 от вас и констебля Смита о том, что девушка не страдала от какой-либо формы панической атаки и гипервентиляции. Поможет, если вы опишете свою квалификацию по проведению этой процедуры и укажете, сколько раз вы ее проводили. Я хочу показать, что вы – опытный оператор.
В суде может возникнуть вопрос о том, приемлемо ли вы себя повели, не разрешив девушке еще одной попытки и не позволив ей сдать образец крови. Пожалуйста, подготовьтесь к этому вопросу.
Я знаю, что все это морока, но боюсь, что эти адвокаты пойдут на все, лишь бы дать своей рехнутой клиентке соскочить с крючка.
По итогам анализа этих документов я сделал следующие наблюдения:
1. Данный меморандум является скорее не запросом о разглашении, а требованием, чтобы разглашение было проведено согласно указаниям прокурора. Например, в меморандуме от офицеров требуется предоставить заявления «о том, что мисс Смит не страдала от какой-либо формы гипервентиляции или панической атаки». Я счел, что это не объективный и беспристрастный запрос, а указание, чтобы офицеры заявили, «что мисс Смит не страдала от какой-либо формы гипервентиляции» и так далее. Подобным же образом в меморандуме содержится просьба к офицерам предоставить подробности касательно их опыта в обращении с оборудованием для тестирования дыхания, также сформулированная в виде требования. Прокурор пишет: «Я хочу показать, что вы опытный оператор [этого оборудования]». Но на момент написания прокурор никак не мог знать, так это или нет. Меморандум также содержит предположение о выводах врача: «Могу я получить объяснение, почему был вызван врач, чтобы опровергнуть предположение защиты о том, что это было связано с шоком и гипервентиляцией?» Лингвист сочтет это вопросом, содержащим заявление о намерении: 1) Могу я получить объяснение, почему был вызван врач? И 2) союз «чтобы», который можно развернуть до «[для того], чтобы опровергнуть предположение защиты о том, что это было связано с… гипервентиляцией». Иными словами, при правильном прочтении в меморандуме говорится: «Могу я получить объяснение, почему был вызван врач, [потому что я хочу] опровергнуть предположение защиты…» С точки зрения закона прокурору не следовало разглашать офицеру доводы защиты, так как тот был одним из свидетелей. С точки зрения лингвистики прокурор сообщал офицеру о том, как он собирался опровергать аргументы защиты, но делал это в запутанной и двусмысленной манере, призванной скрыть этот факт от внимания самого офицера.
2. Также в данном меморандуме прокурор говорит офицеру, что тот должен ожидать вопросов касательно того, действовал ли он необоснованно, отказывая подсудимой в возможности дать еще один образец.
3. Кроме того, прокурор сообщает офицеру излишние сведения касательно доказательств защиты.
4. Наконец, о подсудимой и ее защитниках в меморандуме говорится в самых пренебрежительных и оскорбительных выражениях, и офицеру, который, как мы помним, является одним из свидетелей обвинения, фактически предлагается разделить эти взгляды. Например, прокурор пишет: «В приложении имеются копии заявления защиты по делу, полученные от представителя подсудимой (много чуши в безнадежной попытке избежать неизбежного), на которое мы, к сожалению, должны ответить». Здесь под вопросом несколько моментов: 1) прокурору не следует, кроме как в исключительных обстоятельствах, разглашать свидетелям заявление защиты по делу. К сожалению, данный офицер не только свидетель, но и ответственный за оглашение материалов дела., Это не лучшая практика, о чем и было заявлено; 2) на лингвистическом уровне прокурор пользуется инклюзивным местоимением «мы», предлагая таким образом офицеру разделить свои взгляды насчет того, что доводы защиты являются «чушью» и что задача по сбору доказательств – это «морока». Вкупе с излишними сведениями, которые прокурор сообщает в связи с доводами и доказательствами защиты, это провоцирует офицера отнестись к защите враждебно и предупреждает его о том, как она будет себя вести, что может создавать возможности для того, чтобы ей противостоять.
