Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
«Во время моего посещения Иерусалима я вошел в мечеть Аль-Аксар. Рядом находилась маленькая мечеть, которую франки обратили в церковь. Когда я вступил в мечеть Аль-Аксар, занятую тамплиерами, моими друзьями, они мне предоставили эту маленькую мечеть творить там мои молитвы. Однажды я вошел туда и восславил Аллаха. Я был погружен в свою молитву, когда один из франков набросился на меня, схватил и повернул лицом к Востоку, говоря: «Вот как молятся». К нему кинулась толпа тамплиеров, схватила его самого и выгнала. Я вновь принялся молиться. Вырвавшись из-под их надзора, тот же человек вновь набросился на меня и обратил мой взор к Востоку, повторяя: «Вот как молятся!» Тамплиеры снова кинулись к нему и вышвырнули его, а потом извинились предо мной и сказали мне: «Это чужеземец, который на днях прибыл из страны франков. Он никогда не видел, чтобы кто-либо молился, не будучи обращен к Востоку». Я ответил: «Я достаточно помолился сегодня». Я вышел, дивясь, как искажено было лицо этого демона и какое впечатление на него произвел вид кого-то, молящегося в сторону Каабы»[82].
Здесь самое поразительное отнюдь не то, что ибн Мункид считает тамплиеров своими друзьями, и даже не то, что христиане и мусульмане молятся в одной мечети, превращенной в церковь. Всему этому можно найти более-менее внятное объяснение и в рамках официальной точки зрения на эти события. Поражает фраза, произнесенная тамплиерами: «Это чужеземец, который на днях прибыл из страны франков».
И вот этой фразе вряд ли можно дать объяснение в духе официальной версии. Ибо объяснение здесь может быть только одно: для тамплиеров франки являлись чужеземцами! Собственно, это и есть та примета, по которой можно догадаться о родине ордена Храма и о географии начальных этапов его деятельности. Вероятно, эта география в большинстве случаев (за исключением, скорей всего, палестинских территорий) ограничивалась романскими областями Европы, представляющими собой западную часть Византийской империи. Ныне это юг Франции и север Испании.
Вспомним в этой связи, что именно Испания стала главной ареной боевых действий ордена после окончания палестинской кампании, а первой из областей, предоставивших тамплиерам помощь, был Аангедок. По свидетельству той же Мелвиль, «именно в Тулузе, между 1128 и 1132 гг., состоялась одна из первых публичных церемоний сбора средств в пользу тамплиеров».
Это сами по себе важные открытия, но не менее важной является возникающая при этом ассоциация с катарами, которые также обитали на данной территории и для которых франки также были чужаками, во всяком случае, до того, как различия между ними были стерты в ходе подчинения Окситании французской короне. Для мэтров истории тамплиеров не секрет, что «раздираемые феодальными войнами Прованс, Аангедок, Руссильон и Аквитания обладали общей территорией, которая могла бы стать основой обширного средиземноморского государства, чуждого Франции, обращенного, быть может, к Испании. Ибо во всех отношениях Аангедок был намного ближе к испанским королевствам, чем к Иль-де-Франсу»[83].
В рамках этих открытий приобретает мотивацию и дружба тамплиеров с мусульманами, о которой так много говорилось и говорится. Надо полагать, те и другие в отличие от франков были изначально воинской знатью единой империи. Возможно, для тамплиеров, — имеется в виду обновленный орден, — это уже было в прошлом, но все же это было их недавнее прошлое, не до конца стертое из памяти.
Это к слову об имперском и провизантийском статусе тамплиеров.
Всего этого, впрочем, недостаточно для того, чтобы связь между тамплиерами и катарами можно было считать твердо установленной. Однако есть и более существенные аргументы. Я имею в виду верования тамплиеров, сходство которых с религией катаров трудно не заметить. В развернутом виде данных об этом нет. Ведь по известным причинам афишировать эти верования в то время было рискованно. Однако вполне достаточно и того, что можно почерпнуть в материалах процесса над тамплиерами.
17. «Возлюбленные чада» св. Бернара и их «тайная доктрина» Объективно рассуждая, Бернард, несомненно, оказал незаметное, но глубокое влияние на замысел Гуго де Пейена, сделав орден Храма таким, каким мы его знаем, или таким, каким мы его представляем. Бернард Клервоский был мастером своего дела, и это утверждение не должно удивить никого, кто знает о выдающейся роли, сыгранной им в истории Церкви XII века, и его влиянии на развитие духовности в Западной Европе.
Жан Маркаль. «Жизор и загадка тамплиеров» На мысль о том, что тамплиеры придерживались каких-то особых религиозных воззрений по сравнению с прочими крестоносцами, наводит уже само слово «Храм» в названии ордена. Иудейский Храм Соломона и христиане — сочетание довольно спорное, особенно на фоне набиравших в то время силу разногласий между двумя религиями. Слово это всячески пытались опустить, затушевать, заменить другими символами, объяснить как-то иначе, не в смысле «Храма Соломона», а, скажем, в смысле «Храма Гроба Господня» и т. д. Мешало оно лепить из тамплиеров образ примерных христиан.
Но, думаю, сам факт его упорного тиражирования в названии ордена указывает на то, что тот задумывался поначалу именно как братство служителей иудейского Храма Соломона. Ни больше, ни меньше. Толкования же в духе христианских идей появились уже после его переформатирования в Труа. А «поначалу» — это тогда, когда христианство еще не начало показывать зубы и у ордена, соответственно, не было нужды скрывать свои убеждения.
Но даже если так, то приближает ли это нас к выводу о катарской основе взглядов тамплиеров, подтверждение которого ставилось здесь целью? Ведь катары, как считается, не признавали Ветхий Завет, не придерживались его установлений, а самого Яхве считали «злым богом». Что у них могло быть общего с рыцарями иудейского Храма?
На самом деле положения иудаизма отвергались не всеми катарами, а лишь наиболее радикальной их частью. Ведь и некоторые из ранних христиан в порыве эмоций призывали к отказу от почитания Ветхого Завета. Тем не менее книга эта все-таки вошла в библейский канон, пусть даже не все ее предписания, — в частности, отказ от почитания изображений святых, — христианами соблюдались.
Но то, что определенные разногласия с иудаизмом все-таки были, отрицать невозможно. Катаризм, как и христианство, не являлся, да и не мог являться точной копией древней веры. Причины я уже называл. Это издержки устной традиции, с помощью которой эта вера распространялась, и ограниченность средств коммуникации. Однако разногласия эти были не настолько глубоки, чтобы можно было говорить о двух различных религиях.
А еще отрицание катарами иудейских ценностей, если оно и было, могло диктоваться соображениями безопасности, т. е. быть показным. Вспомним, в какие времена получило известность их движение. Можно ли было быть откровенным в эпоху гонений на евреев и возвышения христианства, когда каждое необдуманное или неверно истолкованное слово приводило к свиданию с инквизиторами? Напускной антисемитизм как раз и помогал избегать таких свиданий. В своей показной нетерпимости к Ветхому Завету катары — по крайней мере какая-то их часть — переплюнули даже христиан, что само по себе позволяет усомниться в их искренности.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
