– Боже… Макс… – Том отдернул руки, темные струи-змеи окручивали запястья, сползая на колени. От ладоней, словно от раскаленной плиты, шел пар. – Боже!
– Я дохну…
– Что? – Том нагнулся, – Что, Макс?
– Я вместо тебя, урода, дохну…
Том дотронулся ладонью до его рта, губы дернулись, как от разряда тока.
– Послушай меня, Макс, – Том навис над его лицом, заслоняя собой беспощадный дождь. – Я сейчас кое-что сделаю, будет больно. Но ты должен пообещать мне, – он хапнул воздух, ледяная влага смочила горло, и говорить стало легче. – Пообещай, что дотащишь меня домой, если я не успею.
– Какого хрена ты несешь?
Боль сжирала остатки разума, глаза стали закатываться. Томаш схватил его за волосы.
– Макс! – он заорал изо всех сил, и глаза умирающего сфокусировались на нем. Сколько? Секунда, две? – Не смей бросать меня здесь!
Макс кивнул, был ли это осознанный жест или начало агонии, Томаш не стал выжидать. Он прикоснулся к его груди, ощутив, как тело пробила конвульсия. Одной рукой Том сжал рукоятку ножа и потянул ее вверх. Раздался стон. Нож будто застрял в плоти, даже на миллиметр не сдвинулся. Он взревел и дернул еще раз. Преодолев сумасшедшее сопротивление, лезвие вырвалось из груди. Последовавший за ним фонтан крови ударил в лицо.
– Дьявол! – Том откинулся назад, стирая горячую кровавую жижу с глаз. Свободной рукой он пытался заткнуть дыру от ножа.
Гроза подошла совсем близко. Молнии вспыхивали беспрестанно, освещая бледное тело Макса, из которого черными ручьями утекала жизнь. В его вытаращенных глазах Томаш видел свое отражение, каждый раз – новое, словно следующие друг за другом фотоснимки. Он зажимал обеими руками кровоточащую рану и чувствовал, как вся мощь сконцентрировалась в его ладонях. Они не просто «горели»: раскаленные угли – ничто по сравнению с этим жаром! Не сто, а тысяча градусов по Цельсию! Тома трясло, он с трудом сдерживал дрожь, чтобы не отрывать рук. Их словно припаяли к груди Макса. Мутная красная пелена начала окутывать мир вокруг, когда Томаш заметил, что кровь перестала сочиться сквозь пальцы. Он зажмурился и стал двигать руками по кругу, что-то шептал, а из сомкнутых глаз потекли тоненькие розоватые струйки. Сердцебиение заглушало гул дождя. Капли, сползая с волос, тут же высыхали на его раскаленной коже. Когда он посмотрел на рану, вместо дыры торчал свежий выпуклый комок. Том опустил кисти в лужу, над водой появился густой пар. У него совсем не было времени, а Макс все еще не приходил в себя. Том пихнул его в плечо.
– Макс, очнись! У меня получилось.
Он зачерпнул немного воды и плеснул ему в лицо. Парень вздрогнул и заворочался. Руки взлетели вверх, будто кого-то искали, хотели нащупать. Веки зашевелились, разомкнулись, хоть и с трудом. Глаза блуждали по сторонам, прежде чем взгляд остановился, резкость наводилась мучительно долго.
– Оригами… – казалось, звуки возникли в пространстве сами по себе, губы Макса оставались неподвижными.
– Да, это я. Помнишь свое обещание? Помнишь, Макс?
Тот что-то пытался ответить, но Том уже не мог слышать, он завалился на бок рядом с Максом. «Только не лицом вниз» – успел подумать Томаш, и сознание выключилось, как запрограммированный телевизор. Последняя вспышка осветила его, и дождь прекратился так же внезапно, как начался.
* * *
Бьянка стояла у окна. Часы мирно отсчитывали минуты и часы – два, три, четыре… Ноги затекли. Похоже, вся усталость за день, все напряжение, тревога и страх сгруппировались в ногах большими комками, которые с трудом проталкивала по жилам кровь.
Его все еще не было. Бьянка набирала номер мобильника Томаша сотни раз – гудки, бесконечно длинные и мучительные, и больше ничего. С тех пор, как в жизни сына появилась длинноволосая красавица Даша, он сильно изменился. С тяжелым упорством с детства Бьянка вырабатывала в нем привычку слушать свой организм, уметь точно определять грань дозволенного, не рисковать, не подвергать себя излишней опасности. Выдрессировав ребенка, Бьянка надеялась, что юность и зрелость будут осмысленными и безопасными для него самого. Тогда и она сможет передохнуть. Но сумасбродная девчонка перевернула их жизнь, украла спокойствие и благополучие, умыкнула тайную надежду Бьянки, заправляя нынешнее существование изрядной порцией адреналина. Но самое главное – там, глубоко внутри, скрывалась еще одна истина, и Бьянка не хотела вслух произносить то, что ощущала все сильнее изо дня в день. В Томаше зашевелилась жизнь. Боже правый! Не просто физиологическое существование и перманентная борьба с недугом, а жизнь в самых ярких красках и чувствах. Это как поменять черно-белый экран на цветной. Ты с удивлением обнаруживаешь, что бесцветное, с темным пятном яблоко на самом деле сочно-желтое, с румяным красноватым боком. Небо – не просто голубое или серое, небо окрашено целой палитрой, начиная с белого пуха облаков и заканчивая буро-фиолетовым цветом приближающейся грозы. Описать весенние цветы на равнинах среди гор – вообще слов не хватит! Так и Том, сначала робкими шагами, а потом вприпрыжку, с разгона нырял в океан неизведанных страстей и новых красок бытия. И затормозить, приостановить бурный поток не представлялось никакой возможности. Нет, гипотетически, конечно, таковая существовала, но о ней и подумать страшно, не то чтобы…
Бьянка заметила движение у калитки. Зарницы потухли, а ночные фонарики существовали как контрольные точки для определения местонахождения ворот и входной двери. Бьянка прижалась к стеклу, пытаясь рассмотреть ночных гостей. Что-то непонятное происходило в темноте. Несколько минут длиною в несколько жизней, и Бьянка, сбросив теплый клетчатый плед с плеч, ринулась в прихожую. Она на ходу ткнула выключатель и открыла дверь. В желтом потоке яркого света появились очертания силуэта, очень большого, точнее – широкого, барахтающегося на лестнице с глухими, похожими на стон звуками.
Когда силуэт приблизился к самому крыльцу, Бьянка наконец рассмотрела его: крепкий, среднего роста парень что-то волок на плече, что-то очень большое, от этого парень еле-еле плелся и спотыкался. Она сделала несколько шагов навстречу и только тогда поняла – незнакомец тащил на плече Томаша, как мешок с песком или ковер, скрученный в рулон. «Только живой», – единственная мысль, которая возникла в голове Бьянки, она качнулась, в глазах появились радужные цветы и темные круги.
– Куда? – прохрипел непрошеный гость.
Она отошла с прохода. Парень затащил Тома и свалил на диван в гостевой комнате. Он оставлял грязные следы на полу, кое-где резной отпечаток отливал темно-красным. Бьянка в страхе подняла глаза – угрюмый и злой, перепачканный в крови и земле молодой человек, скорее всего, ровесник ее сына, переводил дух, упираясь руками в стол и глотая воздух. Голова, взъерошенная, со слипшимися волосами, повисла между широченных плеч. Через минуту парень посмотрел на Бьянку.
– Живой?
Юноша кивнул и направился к выходу.
– А вы в порядке? – Бьянка тряслась от страха.
