— Давайте отпразднуем это событие! — воскликнул Пятнистый, подбегая к куче с добычей. Он начал обносить соплеменников свежей едой.
Синегривка сощурила глаза. К чему все эти празднества? Неужели нельзя просто разойтись по своим палаткам и уснуть? У нее даже когти зачесались от досады. Теперь племя не скоро угомонится. А когда она, наконец, сможет выскользнуть из палатки, Желудь, наверное, уже уйдет, не дождавшись! И решит, что она не захотела прийти!
«Великое Звездное племя, что я делаю?»
Неужели она в самом деде готова тайком убежать из лагеря на встречу с Речным котом? У Синегривки подкосились лапы. Уж не сошла ли она с ума?
Буран пододвинул к ней воробья.
— Иди к нам! — позвал он.
Белый воин лежал рядом с Львиногрнвом и Златошейкой, которые с удовольствием лакомились жирной осенней белкой.
Синегривка пожала плечами. Есть ей не хотелось, но она не могла допустить, чтобы соплеменники обратили внимание на ее вялость. Чего доброго, пошлют ее к Пышноусу, и тогда ей уже не выкрутиться! Синегривка подошла к Бурану и заставила себя откусить большой кусок воробья. На вкус мясо показалось ей пресным, как сухая кора.
Сердце у нее бешено колотилось от нетерпения. Когда же, наконец, все разойдутся по палаткам? Но сегодня все было против нее. Луна уже высоко стояла над верхушками деревьев, когда Грозовые коты, позевывая, начали расходиться. Синегривка потянулась и сделала вид, что тоже зевает. Она никогда еще не чувствовала себя такой бодрой, однако молча вошла в палатку, всем своим видом давая понять, что валится с лап от усталости.
Луна уже начала заметно округляться, но в палатке было темно. По дороге к своему гнездышку Синегривка нечаянно наступила на Златошейку.
— Ой, прости, — прошептала она, когда Златошейка недовольно заворчала.
Свернувшись на своей подстилке, она стала ждать, пока улягутся остальные. Как назло, этой ночью воины никак не хотели успокоиться и продолжали обсуждать события минувшего дня.
— Честно говоря, я думал, что они будут драться за Нагретые Камни, — признался Львиногрив.
— Может, все еще впереди, — проворчал Остролап. — Никакие метки их не остановят.
«Неужели они собираются до рассвета проговорить об этих дурацких камнях?»
Синегривка с ужасом чувствовала, как ночь утекает у нее между когтей.
— Ты в порядке? — пихнула ее в бок Розохвостка. — Что ты все вертишься?
— Извини, — поспешно ответила Синегривка. — Никак не устроюсь поудобнее.
— Мне жаль, что ты не смогла пойти к Нагретым Камням, — сочувственно вздохнула Розохвостка. — Но, честное слово, ты не много потеряла.
— Ничего, пустяки, — отмахнулась Синегривка и закрыла глаза.
«Да засыпай ты, наконец! И вы все — засыпайте!»
Постепенно в палатке воцарилась тишина. Отовсюду слышалось лишь негромкое сопение.
Синегривка осторожно встала. Огляделась по сторонам, высматривая, не блестят ли где-нибудь глаза.
Кругом было темно.
Все спали.
Она бесшумно пошла к выходу из палатки. Внезапно что-то мягкое дернулось у нее под лапой.
— Слезь!
Она испуганно отскочила в сторону и уставилась вниз. Небесные предки, она наступила Безуху прямо на хвост!
— Извини.
Безух моргнул, потом перекатился на другой бок и снова уснул. Синегривка постояла над ним немного, а потом вышла из палатки. Очутившись снаружи, она бесшумно пошла вокруг поляны, стараясь держаться в тени.
Все было тихо.
Она подошла к туннелю и присела перед выходом, прислушиваясь к сопению Змеезуба, сторожившего лагерь. Время от времени караульный задевал боком утесник, и тогда раздавался тихий шелест. Синегривка стала ждать, когда шаги Змеезуба стихнут в отдалении. Выждав подходящий момент, она юркнула в лаз и змеей проскользнула в кусты.
Никаких следов Змеезуба.
Выскочив из-под куста, Синегривка одним прыжком взлетела на камень, спрыгнула с него с другой стороны и замерла. Сердце ее колотилось так, словно хотело выскочить из груда.
Неужели ей это не снится? Неужели она делает это наяву — предает все, что когда-то составляло смысл ее жизни?
Она была предательницей — и не только в собственных глазах.
Она была предательницей в глазах своего племени. Перед лицом воинского закона.
У Синегривки оборвалось сердце.
Что она делает? Она должна вернуться.
Выглянув из-за камня, она увидела, что Змеезуб возвращается на свой пост. Теперь она уже не могла вернуться незамеченной. Значит, ей лучше идти.
Быстро и бесшумно она взбежала по склону, стараясь не сбросить ни одного камня. Луна ярко освещала ей путь. Синегривка перебралась через гребень холма и устремилась в лес, стараясь идти тем же путем, каким ее племя обычно ходило на Совет. Не чуя под собой лап, она летела через лес. Луна сияла сквозь голые ветки деревьев, заливая серебристым светом землю.
«Ждет ли он?»
Сердце заколотилось у нее в горле, когда она добралась до края склона. Внизу в призрачной тишине замерли Четыре дерева, отбрасывая длинные черные тени на озаренную луной поляну.
Если она сейчас шагнет вниз, то навсегда изменит свою жизнь. Синегривка поняла это с такой ясностью, что у нее подкосились лапы. На миг ей показалось, будто она чувствует рядом присутствие Белогривки. Запах сестры проплыл по воздуху, и нежная шерстка легко коснулась шерсти Синегривки. Белогривка пыталась ей что-то сказать.
Но что?
Горькая досада обожгла Синегривку. Что сестра пыталась ей сказать? Она хотела остановить ее или давала благословение?
— Я должна идти, — прошептала Синегривка. — Пойми меня, пожалуйста. Это не значит, что я не люблю тебя или что я не верна своему племени. Это совсем другое.
Она встряхнулась, и холодный ночной ветерок унес прочь слабый запах сестры. Синегривка решительно перешагнула гребень холма и стала спускаться в озаренную луной долину.
Глава XVII
— «Он ждет!»
Сердце у Синегривки бешено забилось, когда она увидела в лунном свете темный силуэт Желудя. Он сидел на Скале, и глаза его сияли, как звезды. Синегривка, словно завороженная, пошла к нему. Палая листва шуршала под ее лапами, и ей казалось, будто эхо ее шагов разносится по всей долине.
Желудь обернулся.
Ты пришла!
Теперь она почувствовала его запах. Синегривка замерла, не зная, что сказать.