– Вы сами говорили, что шпионы есть везде.
– Надо сказать, здесь изрядно жарко… – заметил он и начал расстёгивать дублет.
– Жарко? – удивился я.
– Да. Неужели… – Он тряхнул головой, словно перед глазами возник туман. – Неужели вы не чувствуете? Вот дьявол! Ж-жак… – шевалье не успел закончить фразы и рухнул на пол!
Следующие несколько часов были наполнены тревожной суетой. Мастер Гай Григориус, прибежавший на мой крик о помощи, тотчас смахнул со стола всю утварь и уложил де Брега, приказав мне бежать в монастырь за братом-инфирмарием, что я и сделал со всей быстротой, на которую были способны мои молодые ноги.
Признаться, я ещё ни разу не видел, чтобы брат-инфирмарий так торопился. Когда мы вернулись, то шевалье де Брег был перенесён в одну из комнат, уложен в постель и раздет. На левой руке, чуть выше запястья, виднелась небольшая рана.
– Было бы глупым полагать, что шевалье лишился чувств из-за пустяковой царапины, полученной во время схватки, – поджал губы монах, когда закончил осматривать шевалье.
– Что с ним? – спросил мастер Григориус.
– Я всегда говорил, что непозволительно испытывать терпение Всевышнего…
– Раздери тебя дьявол, долгополый! – взревел Гай. – Что с Орландо?!
– Перестаньте кричать, сын мой, – совершенно спокойно ответил монах. – Как видите, я делаю всё возможное. Мне нужна горячая вода, дабы приготовить отвар из трав и масло для бальзама. Извольте принести необходимое и не забудьте вознести молитву, дабы Создатель явил всеблагую милость и даровал страждущему выздоровление.
Гай Григориус поднялся и тихо выругался, помянув при этом не только Пречистую Деву, но и святую Женевьеву, которая покровительствует столь редкостным неучам и тупицам, после чего ушёл вниз.
– Это яд? – холодея от своей догадки, спросил я.
– Вы совершенно правы, Жак, – кивнул брат-инфирмарий. – Причём отрава настолько необычная, что я не готов опознать составляющие. Где клинок, которым он был ранен?
– Остался в зале, – пробормотал я. – Рядом с нашим столом.
– Принесите.
В свою бытность послушником я изрядно насмотрелся на страждущих, кои обращались за помощью в лечебницу Святой Женевьевы. Видел и покалеченных, и заживо гниющих, но то, что происходило с Орландо де Брегом, видел впервые. Судя по растерянным движениям брата-инфирмария, он и сам находился в недоумении.
Шевалье трясла сильная лихорадка, на коже выступала испарина. Дыхание становилось неровным и хриплым, тело сводило судорогой, да так, что нам пришлось привязать раненого к постели. Он то выгибался, стараясь разорвать эти путы, то обессиленно падал на мокрое от пота покрывало.
– Я не знаю… – Монах отошёл от кровати и оглянулся на нас. – Не знаю, что предпринять.
– Вы же лекарь, раздери вас дьявол! – зарычал мастер Григориус.
– Нам надо помолиться и…
– Молиться, брат мой, хорошо, когда тело не испытывает адских мук! – Гай ткнул пальцем в больного.
– Всё в руках Господа! Нужно заглянуть в книги, дабы определить яд, которым шевалье был отравлен.
– Прах вас раздери! У вас есть клинок, которым он был ранен! Этого мало?!
– Да, да, конечно, – кивнул монах и перекрестился. – Я зайду завтра.
– Тьфу! – разозлился хозяин. – Что толку с твоих визитов, долгополый?!
Полагаю, что мастер Григориус был излишне суров к брату-инфирмарию. Монах всеми силами старался помочь шевалье, но, как это часто бывает с учёными мужами, неизвестная болезнь заставила его усомниться в знаниях, а посему и вызвала эту жалкую растерянность.
Глава 27
Когда монах ушёл, Гай опустился на лавку, поставленную рядом с постелью Орландо, и, словно ободряя страждущего, похлопал его по руке. Тяжело вздохнув, Григориус поднял на меня взгляд:
– Что будем делать, Жак?
– Не знаю…
– Так думайте же!
– Надо… Надо найти достойного медикуса, который может облегчить его муки.
– Облегчить его муки, Жак, я могу и сам, – оскалился мастер и показал мне нож, который висел у него на поясе. – Нужен целитель, а не бездельник и проходимец, который больше смотрит на кошелёк, нежели на больного. – Григориус вздохнул и горестно покачал головой: – Ступайте спать, Жак де Тресс. Утром подумаем о лекаре. Попытаюсь сбить жар питьём и особым бальзамом.
– Может быть, мне побыть здесь?
– Не нужно. Ступайте домой.
Я вернулся домой за полночь. Магда спала, а дом встретил меня тишиной и неуютным, холодным мраком. Сбросив на лавку плащ, потянулся снять перевязь, но вдруг замер, словно кто-то толкнул меня под руку.
Ещё не осознавая подсказки своих чувств, резко отпрянул в сторону и обернулся, но тут, словно по волшебству, вспыхнул огонь в камине, освещая маленькую гостиную. Огонь был странным. Он не приносил тепла, а языки пламени отливали синюшной зеленью.
Рядом с очагом, на лавке, сидела старуха. Старуха, чей образ я запомню навсегда.
Ведьма из Фортенси.
Седая, морщинистая и крючконосая ведьма. Её наряд состоял из грязных лохмотьев, на которых были видны сухие листья, веточки и даже клочья зеленого мха. На плече сидела нахохлившаяся, похожая на каменное изваяние сова.
– Ну что, Жак де Тресс, – прошипела старуха, – Орландо ещё не сдох?
– Ведьма… – выдохнул я.
– Ты ожидал увидеть епископа? Чего уставился? Не нравлюсь? Изволь, – ведьма подняла руки и спрятала в ладонях лицо. Когда она их опустила, то на меня смотрела…
– Господь Всемогущий! Кормилица! Ты же умерла?!
– Так будет приятнее беседовать? – усмехнулась ведьма. – Я могу принять любой образ. Твоего батюшки, Барта Уэшема, а может, Ирэн де Фуа? Кого ты хочешь лицезреть?
– Нет… – я покачал головой. – Не нужно. Оставь свой прежний образ.
– Как знаешь!
Она, словно издеваясь над моими страхами, подняла голову и повернула лицо к огню. Знакомые с детства черты кормилицы начали исчезать. Они истончались, словно тонули в её глубоких морщинах, пока ведьме не вернулся её прежний образ.
– Так лучше?
– Зачем… – запинаясь, спросил я. – Зачем ты пришла?
– Зачем? – удивилась она. – Разве тебе не нужна моя помощь?
– Помощь? Да, конечно… Ты можешь исцелить де Брега?
– Исцелить? Могу, но кому это нужно? Этот оборотень принёс людям столько несчастий, что мучительная смерть будет достойным искуплением его проклятой жизни.
– Тебе он ничего плохого не сделал!
– Мне? Нет, не сделал. Куда ему… – Она презрительно скривилась.
