Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Известно было умение Бобкова беседовать с людьми разного круга, от высоколобых интеллектуалов до пропитанных иронией и сарказмом литературных авторитетов. Этого умения коснулся в своей книге «Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках» популярный писатель Василий Аксенов. В главе «Исход» он пытается ущучить генерала, используя свое мастерство незаурядного памфлетиста. Но под его пером, вопреки желаниям, предстает вполне самостоятельная личность, владеющая не меньшей иронией и сарказмом, к тому же проницательным умом. Писатель не мог пойти против обаяния этой фигуры, хотя писал со слов одного из участников беседы, а генерала наделил фамилией Вовков, а именем Максим Денисович. Итак, беседуют трое: генерал, похожий на Бобкова, писатель, похожий на руководителя писательского союза, и поэт, похожий на Роберта Рождественского, под кличкой Роб Эр, под именем Роберт Петрович и Роберт Болеславович:
Генерал: «Можно сказать, что диссидентура дышит на ладан. Существует, однако, одна серьезная загвоздка. Все наши акции находятся под наблюдением колоссального разведывательного аппарата наших коллег из Лэнгли, штат Вирджиния, и там уже началась некоторая активность встречного характера. …Так вот, нам стало известно, что они взамен уходящей диссидентуры склоняются – цитирую – „к намыванию нового слоя оппозиции из писателей, работающих на грани лояльности“. Хочу вам признаться… что я с удовольствием оставил бы писателей в покое, если бы коллеги из Лэнгли не вынуждали нас к ответным действиям. Вот я и пришел к вам, столпам нашей литературы, чтобы посоветоваться, что мы можем совместно предпринять. Уверен, что вы понимаете всю серьезность и щекотливость ситуации».
Речь зашла о Василии Аксенове, который в этой истории упоминается под кличкой Ваксон:
«– Хороший парень, – сказал поэт.
Генерал:
– И что же, Роберт Петрович, у вас нет никаких личных оснований не любить Ваксона, злиться на него?
– Нет.
Высокий чин улыбнулся с вальяжностью, что подошла бы и славянофильскому кружку Хомякова.
– У нас в русском языке существует какая-то двусмысленность со словом „нет“. То ли это „нет-нет“, то ли „нет-да“.
– Нет – нет.
Высокий чин развел руками:
– Да ведь и в этом „нет-нет“ сидит некоторая лукавость, батенька!
Все трое расхохотались, словно джентльмены в каком-нибудь Аглицком клубе. Извлечены были даже идеальные носовые платки.
Генерал:
– А вы роман „Вкус огня“ еще не читали, Роберт Петрович?
– Это что же за роман такой? – удивился Роб Эр. (До сих пор мы не можем сказать с определенностью – хитрил Роберт или действительно еще не слышал о „нетленке“ Ваксона.) – Отечественный или иностранный? С какого языка переведен? Название мне нравится. „Taste of the Fire“: звучит!
Генерал, как пишут в социалистическом реализме, „поигрывал лукавым взглядом“:
– А я-то думал, что вся эта ваша компания уже прочла черновой вариант или побывала на чтениях. До меня роман еще не дошел, но я уже кое-что слышал. Говорят, что яркая антисоветская вещь вашего хорошего парня, Ваксона. Источник также утверждает, что там через весь текст проходит некий женский образ, напоминающий красавицу из высших кругов нашего общества: вот ведь незадача!
Роберт:
– Ваксонов – непростой человек. Его родители прошли через ад ГУЛАГа. Он выработал свою собственную концепцию современного романа, в которой нет места ни эзоповскому языку, ни умолчаниям. Политические инвективы, может быть, там и присутствуют, однако они играют второстепенную роль. Роман, с его точки зрения, не может являться политической акцией. Все, что относится к акции, это всего лишь строительный материал романа. По отношению к роману есть только две политики – или он есть, или его нет…
Генерал:
– Как я понимаю, вы говорите о „нетленке“, Роберт Болеславович?
Поэт:
– С такими познаниями вы запросто могли бы стать членом нашей компании.
Высший чин весело рассмеялся:
– Боюсь, что я действительно стану членом вашей компании, но разговаривать придется с каждым поодиночке».
Об Аксенове речь ниже, в связи с альманахом «Метрополь», вокруг которого столкнулись позиции Пятого управления и Московского управления КГБ. А здесь о некоторых принципах Бобкова. Он возвел в принцип «штучную» работу с диссидентами. Максимум информации о характере, интересах, окружении, прожитой жизни. И индивидуальное влияние – встречи, беседы, убеждения. Ида Нудель, авторитет среди еврейских националистов, говорила соратникам: «Учитесь работать, как ЧК. Оно бьется за каждого».
Известна была установка Бобкова, которую он внушал офицерам Управления: «Чтобы вам было ясно, в чем заключается ваша работа, – надо всегда идти от противника. Где чувствуется его рука – там наше присутствие и должно быть».
Институты Академии наук имели частые контакты с западными исследовательскими центрами, которые искали в советской академической среде людей, способных стать их агентами, проводниками их идей. Понятно, что эти центры работали вместе со спецслужбами. Несомненно, их удачей стал Поташов, старший научный сотрудник Института США и Канады. Прозевали его, хотя и не Пятое управление. Талантливый был политолог. Оказался в командировке в США и дал понять, что готов негласно сотрудничать. Политологи – публика понятливая, свели с ЦРУ.
Что спецслужба без агентов? Ноль. Работа с агентурой – основа спецслужбы, агенты – глаза и уши ее, поставщики информации. В КГБ существовало понятие «силы и средства». Под силой подразумевался оперативный состав, под средствами – агентурный аппарат.
Работа с агентурой – самая сложная и самая главная для оперативного работника. В Пятом управлении не без участия Бобкова сложился свой стиль в воспитании агентов. Не один месяц присматривались к человеку, беседовали, выясняли взгляды, изучали позиции, познавали интересы, помогали в каких-то вопросах. Отношения становились чуть ли не дружескими. И лишь тогда следовал рапорт начальству, а потом и разрешение на агентурную работу, на вербовку, на присвоение псевдонима. Хорошо зная психологию рождения агента, Бобков советовал встретиться с ним на другой день после вербовки, оценить состояние, поддержать. Это впечатляло.
Правда, некоторые соглашались сотрудничать без подписки, без документального оформления, некоторые вообще готовы были только устно предоставлять информацию. И оперативные работники шли на это.
На агента заводилось два агентурных дела – рабочее и личное. В рабочем – сообщения, информация агента, в личном деле – установочные данные на него, подписка о сотрудничестве, псевдоним. Кроме того, отдельно хранилась карточка агента, заполненная рукой оперработника, в которой перечислялись краткие установочные данные.
По инструкциям, принятым тогда в КГБ, работа с агентом должна была вестись только на квартирах. Квартиры были конспиративные (это собственность спецслужбы) и явочные (по договору с хозяином, и в советское время часто бесплатно). На них и происходили встречи оперативных работников с агентами два – четыре раза в месяц. Но обстановка порой диктовала иное. Приехала в Москву группа из одной республики для демонстрации сепаратистских, националистических настроений. В этой группе – агент, он знает телефон оперативного работника в Москве. Он либо по телефону-автомату сообщает самую «горячую» информацию, либо где-то «накоротке» встречается с оперативником – на улице, в подъезде, в магазине, бывали случаи, и в туалете.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
