Потом она подумала: хорошо, что нет Артема, он еще болеет… Как бы он это все перенес?
А потом подумала: плохо, что рядом нет Сережи. С ним ей было бы легче. Но он не захотел сюда пойти…
— Рита, пойдем. Все уже кончилось, — проговорил Виктор.
Она встрепенулась, возвращаясь из плена собственных воспоминаний.
Народ уже начинал расходиться.
— Еще минуту, — попросила она.
Он остался, покорный. Сел на лавочку немного поодаль, чтобы не мешать ей.
Она подошла к свеженасыпанному холмику. Опустилась на колени.
— Вот так, Машка, — прошептала она. — Все в высшей степени подло и нелепо… Я буду скучать без тебя. Очень. Я… тебя люблю, Машка. И буду помнить тебя всегда…
Она поднялась, положила букетик незабудок и подошла к Виктору.
— Теперь все, — сказала она ему. — Можно идти…
Он, ничего не говоря, молча поднялся.
Уже на выходе она снова оглянулась, точно надеясь, что Машка передумает умирать, встанет и пойдет вместе с ней.
Виктору показалось, что она сейчас заплачет. Но ее глаза были сухими.
Они подошли к его машине.
— Спасибо, что ты пришел, — проговорила она. — Одной мне было бы совсем невмоготу…
Уже в машине она проговорила задумчиво:
— Почему мне все люди сейчас кажутся черными?
— Не знаю, — ответил он. Просто, чтобы разбить ее одиночество.
— Впрочем, я и сама себе сейчас кажусь черной, — продолжала она. — Как ворона… Странно, правда?
Он только пожал плечами, так и не найдя нужных слов.
Они замолчали.
Рита сидела, сложив руки на коленях, как школьница. Спина была выпрямлена, а глаза смотрели вдаль. Только Виктор догадывался, что она сейчас не видит ничего. Только черную пропасть, в которой иногда пропадают люди.
Он знал, что сейчас все слова тоже унесет ветер в эту черную дыру-пропасть, не дав им достигнуть Ритиного слуха.
Они подъехали к Ритиному дому.
На скамейке перед домом сидел человек. Виктор догадался, кто он, по описанию и по участившемуся пульсу. Дыхание перехватило. На минуту их глаза встретились.
Рита открыла дверцу, вышла и проговорила еще раз:
— Спасибо…
Безжизненными, сухими губами она дотронулась до его щеки.
— Рита…
Она обернулась.
Тот, другой, стоял, смотря на нее глазами побитой собаки.
Она ничего не сказала.
Подошла к нему.
Он попытался ей улыбнуться.
— Все нормально, Сережа, — проговорила она тихо. — Все нормально…
И, не сказав больше ни слова, быстро вошла в подъезд.
Она слышала, как за ее спиной хлопнула дверь подъезда.
Быстрые шаги становились все ближе… Рита шла медленно, опустив голову. Все было так плохо, что она начала привыкать. Она даже немного успокоилась — хуже, чем сейчас, все равно не бывает. Теперь и бояться нечего…
— Рита…
Сильные руки взяли ее за плечи.
— Я же сказала, все нормально, Сережа…
Ее голос звучал мерно, холодно, равнодушно.
Она была рада, что это так — хотя больше всего на свете ей сейчас хотелось уткнуться ему в плечо и выплакаться — так, чтобы на всю жизнь не осталось ни одной слезы.
Но он почему-то не пошел с ней — а она так хотела этого! Насколько же ей было бы легче все это перенести, окажись он рядом с ней…
И почему-то Рите казалось, что с Машей все случилось по их с Сережей вине. Она не могла избавиться от этого ощущения — да и не хотела… «Маша должна была быть живой, — проносилось у нее в голове по нескольку раз в день. — Это я должна была быть сейчас мертвой».
Ей хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе — как будто ее вообще никогда и не было на этой земле. И может быть, тогда вернулась бы Маша?
Он еще держал ее за плечи, боясь выпустить, точно понимал, что ниточка судьбы, связывающая их, вот-вот порвется по чьей-то злой воле.
— Рита, я…
Она не обернулась — только высвободилась резким движением плеч.
— Не надо, Сережа, — хриплым шепотом попросила она. — Потом поговорим обо всем, но не теперь… Сейчас это все слишком… — она взмахнула рукой, прогоняя боль или, как ему показалось, его самого, и едва слышно закончила: — больно…
Он послушно отошел, надеясь на это «потом» и втайне догадываясь, что этого «потом» никогда уже не будет.
Все потеряно…
— Хорошо, — покорным эхом отозвался он, склонив голову. — Потом так потом…
И открыл свою дверь раньше, чем Рита успела открыть свою.
Звук захлопнувшейся двери подействовал на Риту как выстрел. Она втянула голову в плечи и медленно обернулась, словно надеясь, что все происходящее с ней сейчас все-таки окажется кошмарным сном, она проснется — ну хотя бы от этого резкого звука — и убедится в этом…
Нет.
Она поняла тщетность собственной надежды. И, обреченно принимая новый удар судьбы, открыла дверь в свою квартиру.
«Я же не имею права расслабляться, — подумала она. — Я должна быть сильной… От меня зависит теперь Артем. Ник. Мама… Это как мантра, — усмехнулась Рита. — Самовнушение…»
На самом деле больше всего на свете Рите сейчас хотелось расслабиться. Стать слабой. Выкрикнуть кому-нибудь всю свою боль, обиду, гнев… Она снова застыла, обернувшись на дверь своего соседа. О, какой сейчас она показалась ей холодной и даже враждебной.
«Я не имею права расслабляться, — прошептала Рита и превозмогла острое желание броситься к этой двери, разбить ее кулаком и высказать Сереже все — объяснить ему, как ей его не хватало и сейчас не хватает, что она только маленькая девочка, заблудившаяся в лесу, почувствовавшая совсем близко смерть. — Я не имею права…»
Татьяна Абрамовна услышала телефонный звонок из ванной.
— Все равно мне это не поможет, — рассудила она, нанося на кожу маску. — Надо бы сделать пластическую операцию, но где взять денег?
Телефон продолжал звонить.
— Сейчас, сейчас, дорогуша, — крикнула Татьяна Абрамовна, точно кто-то там, на другом конце провода, мог услышать ее слова.
Она с безграничной тоской посмотрела еще раз на собственное отражение в зеркале.
— И в молодости-то ты от чрезмерной красоты не страдала, а уж теперь… Но хотя бы не так обидно.
Она подошла к телефону, все еще не снимая тонкой пленки с лица, скрывающей ее мужеподобные черты и в то же время делающей похожей на мумию.
