Где-то рядом раздается свисток локомотива, резкий, пронзительный.
Броди трогается с места:
— Снимай комбинезон.
— И вы дадите мне кветиапин?
— Он сказал — снимай! — рычит Джимми, делая движение пистолетом.
— Мы же заключили сделку.
— Сделку заключают с деньгами, — отрезает Броди. — А у тебя связка ключей. Откуда мне знать, что они вообще из больницы?
— Разве стал бы я врать человеку с пистолетом?
— Ты торчок, — усмехается Джимми, — а такие, как ты, глупы. Так что вполне стал бы.
Локомотив свистит снова. Я смотрю на пистолет, потом в лицо Джимми. Сейчас мы в жилом квартале, дома здесь мрачные, ветхие. Мне нужно лекарство — я не могу уйти без него. Облизываю губы, чувствуя, как в груди образуется холодная пустота, и поднимаю связку ключей. А потом швыряю их прямо в глаза Джимми.
— Какого х…
Он отшатывается, поднимает руки, чтобы закрыть лицо, а как только дуло пистолета уже не смотрит на меня, я резко подаюсь вперед, хватаю одной рукой его запястье, а другой бью в лицо.
— Ё!.. — кричит Броди. Машина бешено вихляет то в одну, то в другую сторону. Броди сначала смотрит назад, а потом автоматически чересчур сильно выкручивает руль. — Пристрели его, идиот!
Джимми пытается навести пистолет на меня, но не тут-то было — у меня силы достаточно, чтобы разбросать целую комнату врачей и даже походя убить человека стулом. Он делает один шальной выстрел в крышу, и я снова бью в лицо; хрустит под костяшками переносица, из ноздрей ударяют фонтаны крови. Машина резко останавливается — это Броди ударяет по тормозам, выскакивает и, прихрамывая, устремляется к ближайшему переулку. Мы с Джимми теряем равновесие и чуть не падаем на пол. Наконец я выхватываю у него пистолет, а он слабо защищает лицо руками.
Теперь у меня есть оружие. Машина медленно съезжает к краю дороги. Снова раздается свисток локомотива, оглушающий, мучительный. Я тычу стволом в лицо Джимми:
— Давай кветиапин.
— Ты чего, парень, свихнулся?
— Не хочу ссориться, у меня есть дела поважнее. Я согласен с вами сотрудничать, но сначала мне нужен кветиапин.
— Мы тебя кокнем, понял? Не я, так Броди или другие… Выследим и замочим.
— Броди смылся, — замечаю я. — Ты тут один. — Локомотив снова свистит — звук как зазубренный нож. По моему лицу пробегает гримаса, и я закрываю уши руками. — Почему этот поезд так громко свистит?
— Какой поезд?
Снова свисток.
— Вот этот!
— Ты чего несешь?
Я поднимаю голову. Нет никакого поезда. Мы в крохотном жилом квартале, старые дома, старые машины, и до железной дороги отсюда сто миль. Смотрю на Джимми — у него нет лица. Я вскрикиваю в унисон с пронзительным ревом локомотива.
— Мы тебя убьем, — говорит безликий человек. — И всех вас. Ты покойник и даже не знаешь этого…
Пистолет стреляет.
Джимми вопит, и его отбрасывает на дверцу, неровное отверстие в груди начинает сочиться кровью. Он скрежещет зубами и хрипит, глаза от боли закрываются, все его лицо — растянутая неподвижная маска.
Все его… лицо. У него есть лицо.
Распахиваю дверцу машины и бегу прочь.
Глава 18
Женский крик. Опускаю глаза и вижу пистолет у себя в руке. Видит ли его кто-нибудь еще? Автомобиль Броди продолжает двигаться, медленно ползет к боковой улочке и наконец с металлическим скрежетом врезается в другую машину. Женщина кричит опять — не от ужаса или злости, просто кричит. Что-то неразборчивое.
Снова смотрю на пистолет. Я убил человека. У него не было лица, и я его застрелил, а потом лицо вернулось. Как-то так. Было ли это взаправду? Скрывал ли он свою истинную природу, или я убил невинного человека?
Бегу во всю прыть, руки и ноги работают как в мультике. Ветер холодит грудь. Пистолет держу в правой руке. Боюсь, что он выстрелит, стараюсь ни на что случайно не нажать. Я помогаю себе другой рукой и медленно, неловко переворачиваю оружие — теперь держу его за ствол. Обхватываю пальцами спусковую скобу. Все видят, как пистолет скачет у меня в руке на бегу, словно флаг, вниз-вверх, вниз-вверх. Его нужно спрятать. Необходимо бежать.
Я должен взять себя в руки.
Ноги выводят на широкую улицу с невысокими грязными домами, которые бесконечно тянутся в обоих направлениях. Двое мужчин сидят на крыльце и провожают меня взглядом. Маленькая девочка на велосипеде, бесстрашно крутя педали, заворачивает за угол. Опускаюсь на край тротуара в тени мусорного бачка, наклонившегося в сточном желобе. Что мне делать? Следует выбросить пистолет, засунуть его в этот бачок и исчезнуть… Но мужчины, девочка и еще бог знает сколько людей, сидящих у окон, — они все свидетели. Они будут знать, куда я сунул пистолет, сообщат в полицию, копы найдут оружие и схватят меня. Нет, оставить его здесь я не могу.
А что, если меня будет искать Броди? Или другие безликие?
Встряхиваю головой, стараюсь дышать ровно. Неужели Джимми был одним из них? Я видел его всего в двух футах — у него не было лица, как и у того, в больнице. Но в больнице лекарство все еще действовало, а теперь прошло слишком много времени, и я не знаю, возвращаются галлюцинации или нет. Свисток локомотива, который различал лишь я, — что это было: моя галлюцинация или Джимми так запаниковал, что ничего не слышал? И почему его лицо вернулось, а лицо уборщика — нет?
Думай. Кем бы ни был Джимми, теперь он мне не опасен. Моя непосредственная угроза — это Броди и полицейские. Они придут за мной, и потому я не могу выбросить единственное средство защиты. Смотрю на пистолет, взвешиваю его в руке, потом оглядываюсь. Двое мужчин, которых я видел прежде, исчезли — возможно, спрятались в доме и теперь вызывают полицию. Осматриваю себя — весь в грязи и пыли, комбинезон затвердел, покрылся коркой, когда просохла дождевая вода. Провожу рукой по волосам — грязные патлы. Оставаться здесь в таком виде нельзя. Необходимо найти одежду и спрятать пистолет.
Пистолет невелик, уместится в кармане, но я все же сомневаюсь. Что, если он выстрелит? Я уже стрелял из него, и, значит, предохранитель был спущен. Если только я его не переместил, когда крутил в руках. Нахожу то, что, как мне кажется, и есть предохранитель. Правда, он никак не обозначен. Я перемещаю его в одну сторону, потом в другую. В боевое положение, потом в безопасное. Или наоборот? Выбираю одну из позиций и оставляю предохранитель в ней, а потом осторожно засовываю пистолет в карман.
Снова оглядываюсь. Женщина смотрит на меня из ближайшего дома через щель в оконных шторах. Отшатываюсь не от нее, а от телевизора, который ярко сверкает в глубине комнаты. Неужели этот телевизор наблюдает за мной? Подавляю дрожь, пригибаюсь и пускаюсь бегом.
Близятся сумерки, и я слышу вой далекой сирены — едут за мной? Едут за Джимми? Добираюсь до большой улицы, дрожа от нетерпения дожидаюсь разрыва в потоке и бросаюсь к группе коммерческих зданий. Ремонтный бокс. Салон красоты, в окнах которого реклама на неизвестном мне языке. Ломбард, мясной магазин, секс-шоп. По мере того как сгущаются сумерки, дома становятся все выше. Бегу вдоль длинной стены временного склада. В дальнем конце вижу небольшое офисное здание — всего два этажа. Окна темные. Ныряю за него и обнаруживаю маленькую парковку, втиснутую между этой двухэтажкой и задней стеной другого сооружения. Это скорее похоже на проезд — узкое пространство, почти целиком заполненное тремя помятыми машинами для вывоза мусора. Проскальзываю между двумя грузовиками и прижимаюсь к стене, зажав нос от вони.