Тепло!.. Самое изумительное из ощущений вдруг нарождается у меня где-то в пояснице. Оно быстро нарастает. Мой любимый дракон этому росту виновник — он что-то делает на мне, объяв меня всю… И вот тепло уже заливает мне весь живот и вдруг могучей волной ударяет куда-то под сердце. От этого удара, которого я ждала, может, всю жизнь, я испытываю неописуемое наслаждение… Я запрокидываю голову и выгибаю шею. Мой подбородок сейчас смотрит в потолок, а в глазах застывает последний солнечный луч…
Я вздыхаю…
Нет, это, кажется, мой стон протяжный…
Или мой пронзительный крик…
Тепло разливается по позвоночнику и наделяет меня неизведанной доселе легкостью. Мне даже думается сейчас, что до сих пор я носила на себе три или четыре пудовые гири… Или я носила их в себе? И вот эти гири упали с меня, и я, оставаясь на постели, почувствовала, что воспарила… Вместе с легкостью меня начинает переполнять благодарность. Я обхватываю руками голову Петера и целую ему глаза, брови, лоб…
Я отчего-то такая сильная сейчас! Я легко сталкиваю Петера с себя и укладываю его на спину; я разбрасываю в стороны руки его, и мы переплетаем пальцы. И я целую его, целую до темноты…
— Я так благодарна тебе, Петер, — шепчу еле слышно.
Он сейчас уже не дракон, он — покорный ягненок подо мной.
— За что? — хочет уточнить он.
— Как за что? За любовь…
— Я люблю тебя… — говорит Петер.
А я губами ловлю его улыбку.
Через минуту вскакиваю, как ужаленная:
— Петер!
Он тревожно приподнимается на локте:
— Что случилось?
Я возмущенно трясу головой:
— Кто дал тебе право врываться в ванную? Ведь я же была неодета…
Петер падает на спину и смеется:
— Вот и прекрасно! Ты и сейчас неодета…
Я поднимаю с пола его (вернее, моего отца) халат, набрасываю себе на плечи и убегаю в ванную.
А Петер кричит мне вслед:
— И вот что хочу тебе сказать, Любовь… Ты самая красивая женщина на свете! Я обожаю тебя. Я теперь без тебя не могу жить!..
«Ах, Петер, Петер!.. Ведь и я без тебя уже не могу!»
Отдавая долги…
На следующий день, проводив Петера, возвращаюсь домой на такси. Километра за полтора от своего дома отпускаю машину — я хочу немножечко пройтись пешком. Мне сейчас есть о чем подумать. Конечно же, о Петере, обо мне… о нас. Как-то у нас все сложится дальше?
… Резкий скрип тормозов — где-то сзади и сбоку — выводит меня из задумчивости.
Я оборачиваюсь на звук, вижу «мерседес» лимонно-желтого цвета, вижу расплывчатое пятно Кандидата за рулем. Но иду своей дорогой, не замедляя шаг.
Кандидат едет рядом, выглядывает в окно:
— Девушка! Друзей не узнаешь?..
Голос его напряжен.
Я взглядываю на Кандидата искоса:
— А! Это ты!.. Привет! — и иду себе дальше.
— Привет… Проводила своего… травмированного? — бросает он чуть ли не с ненавистью.
— Проводила… — отвечаю, — у меня нет сейчас никакого желания ругаться.
Кандидат в задумчивости причмокивает губами:
— Интересно, на каком языке вы все это время общались! Он по-русски — ни гу-гу, а ты по-немецки — ни бельме… Хухры-мухры получаются…
Кандидат явно хочет меня разозлить. Но это ему не удастся: я уже несколько дней как перешла в иное качество. Оказывается, так просто — не реагировать на колкость.
Однако я знаю, каким упорным может быть этот противный толстяк. Он, видно, очень хочет задеть меня:
— А ты сказала ему… этому… как его!.. что ты не девочка? Помнишь? Мне-то говорила!
— Спасибо за музычку! — отвечаю спокойно.
Вижу: спокойствие мое — ему сейчас как шило в одно место. Кандидат от раздражения так и ерзает за рулем:
— Значит, не говорила, да?.. Ага!.. Следовательно — переспали… Сейчас это в моде — быстро происходит. Ну, и как?..
Я разворачиваюсь к нему так резко и круто, что Кандидат инстинктивно вжимается в сиденье.
Я говорю:
— Да, переспали! И знаешь — очень даже ничего! И я подумала: мужчина бывает или настоящий, или никакой…
Кандидат кривится:
— Подразумевается, естественно, что я — никакой.
Я развожу руками и молчу. А он — мне в карман словечко не из приятных (из пяти букв, но не для кроссворда — поскольку нелитературное). А я — неожиданно даже для самой себя — хватаю с обочины камень поувесистей и картинно замахиваюсь и на Кандидата, и на его постылый «мерседес». Кандидат, сделав квадратные глаза, так резко жмет на газ, что у машины громко взвизгивают задние колеса. Через несколько секунд «мерседеса» уже нет в обозримом мною пространстве…
… Дни бегут. На дворе уж совсем чувствуется осень. Когда я по утрам тороплюсь на работу, иной раз бывает довольно ощутимо мерзнут руки.
Я жду Петера, заглядываю в почтовый ящик. И хотя Петер почти через день мне звонит и объясняется по телефону в любви, я почему-то все равно жду от него письма — большого-большого, нежного, сердечного любовного письма… Быть может, это мой каприз? Откуда мне знать, почему женщин иногда мучают их собственные капризы? Но то, что сей каприз есть, — факт. Я объясняю его для себя просто: телефонные разговоры — пусть даже самые приятные, самые обильные на комплименты, — не положишь в сумочку, не перевяжешь розовой ленточкой и не надушишь духами. Их не перечитаешь вновь и вновь. И их не положишь поближе к сердцу… А так хочется иметь ощутимое, материальное свидетельство любви Петера, хочется, подобно девушкам из девятнадцатого века, зачитать любовное письмо до дыр и заучить его наизусть…
Я даже прошу Петера, чтоб он написал мне однажды письмо, но он смеется, говорит, что до эпистолы у него попросту не дойдут руки, — так занят он с утра до вечера. И еще Петер удивляется: разве может клочок бумаги заменить живой голос любимого человека?
Девочки рассказывают, что приехала Лена Иноземцева со своим парнем — с Сашей, кажется. Они ездили в Индию…
Боже, как это, наверное, чудесно — съездить в конце лета в Индию! Счастливчики!.. Лена тут же села писать новый роман. Я полагаю, Индия в этом романе будет занимать не последнее место. Любопытно, выведет ли она в своем романе меня? И какими красками будет написан мой портрет? Взглянуть бы на себя чужими глазами…
Кандидат отвязался наконец. Давно не видела его, но все еще вздрагиваю, если вижу где-нибудь на улице или во дворе лимонно-желтый «мерседес». А их как на зло в Петербурге немало!
Бог уберег меня от этого суперпоклонника. Кого же, какую несчастную женщину теперь мучит прилипчивый Кандидат? Мне думается, если б он еще раз появился в моей жизни, не выдержало бы, разорвалось бы мое сердце. Хотя, если постараться быть объективной, и у Кандидата есть положительные и даже замечательные черты. Чувство юмора, например. Выходка с частушками сейчас, по прошествии некоторого времени, представляется мне оригинальной и очень даже смешной. Однако все доброе, что, может быть, еще осталось в Кандидате, настолько завалено собранием дурных качеств, что уж доброе это можно и не вспоминать.
