– Дочка, мы с мамой решили созвать семейный совет. – Он слегка усмехнулся высокопарности своих слов. – Приходите завтра к ужину и обязательно позовите Егора с Таней, хорошо?
– Ладно. – Аня не удивилась, что надо позвать Егора и Танюшу, но заинтересовалась самой идеей. – А что решать будем?
– Придете и узнаете. – Отец ласково дотронулся до Аниной щеки – в кабинете никого не было, и поэтому он позволил себе такое проявление нежности. – Завтра ждем.
Когда они пришли, отец сначала позвал всех в комнату и довольно буднично произнес:
– Мы решили собрать семейный совет, потому что нужно решить довольно деликатную проблему. Предположим – я подчеркну: предположим, – что вы все-таки отыщете тайник графа Стомбальо. Что мы будем с ним делать? – Отец помолчал и добавил, улыбнувшись: – Там могут быть не только документы, но и ценности. Время сами знаете, какое было. Сейчас мы идем накрывать на стол, и вы можете пока подумать, а когда сядем ужинать – все обсудим. Егор, Танюша, не стесняйтесь, высказывайтесь, потому что вы тоже уже члены нашей семьи.
– А без Танюши мы вообще бы эту шкатулку не разгадали, – добавила Аня.
– А без Егора и Таню бы не нашли, – улыбнулась мама.
За столом обсуждение продолжилось сразу, как будто и не прерывалось.
– У нас с мамой сложилось определенное мнение, – сказал отец, – но чтобы не давить на вас своим родительским авторитетом, мы сначала выслушаем вас. Анечка, давай первая…
Аня улыбнулась, она знала, что папа предложит высказаться ей первой. Ей было немного страшновато, но и до этого момента она уже задумывалась о судьбе архива, и мнение у нее тоже сложилось. Правда, она не обсуждала это ни с кем, и не потому, что не доверяла или боялась, просто обрывки мыслей, интуитивные чувства, едва уловимые намеки в дневнике и вложенных в него записках еще не оформились в четкое видение, не выкристаллизовались в определенную форму. И вот сейчас время пришло.
– Я считаю, что архив должен остаться в музее.
Аня произнесла эту короткую фразу и замолчала. Ей вдруг подумалось, что странное все-таки существо – человек: сколько она думала, переживала, рассуждала, сомневалась, а все уложилось в несколько слов. Конечно, можно долго объяснять свое решение, приводить всевозможные аргументы и доказательства… но зачем? Вот если кто-нибудь не согласится с ней, если возникнет спор, тогда она и будет все объяснять. А вдруг все думают так же? Аня улыбнулась: все эти мысли промелькнули в ее голове за доли секунды, она даже не думала об этом, она это почувствовала.
– А ценности? – Папа улыбается, и Анечка чувствует, что он одобряет ее слова. – Там могут быть и украшения, и столовое серебро…
– И где это хранить? – Антон смотрит не на Аниного отца, а на Аню. – Если украшения действительно стоящие – дома их хранить не будешь и надевать в ночной клуб тоже. – Заметив, что Аня согласно кивает головой, даже чересчур энергично, он берет ее за руку и, переведя взгляд на отца, добавляет: – Значит, хранить это нужно в банке – арендовать сейф… или как там, я точно не знаю. А это, в свою очередь, означает, что никто никогда эти украшения не увидит. И зачем они тогда вообще?
Произнеся такую длинную тираду, Антон снова посмотрел на жену:
– Верно я говорю, дорогая?
Все засмеялись. Отец, покивав головой, дескать, все с вами понятно, повернулся к другой паре:
– Таня, Егор, ну а ваше мнение?
– Я согласен с Аней и Антоном. – Егор говорит спокойно. – Самое главное и самое ценное для семьи – это дневник, брошка и колечко, что Аня носит. А это главное и так хранится в семье. И, думаю, будет храниться и передаваться по наследству. А архив лучше предоставить специалистам, наверняка там много чего интересного.
– Вы можете передать архив и ценности, если они, конечно, там есть, в музей не на постоянное, а на временное хранение. – Таня, как всегда, говорит негромко, но ее слышат все. – Составляется договор, в котором указываются условия хранения – разрешение на работу специалистам, например, или разрешение на использование в выставочной деятельности, а можно вообще без условий – то есть музей использует их по своему усмотрению, но владельцами все равно остаетесь вы. И забрать можете все в любой момент.
Все зашумели. Общее резюме было таково: как много всего мы не знаем.
– Мы рады, что ваше мнение совпало с нашим, – подвел итог Анин отец. – Мы тоже считаем, что все должно храниться в музее, тем более что, во-первых, есть такой подходящий вариант, как временное хранение, по крайней мере есть время подумать и принять решение, – он улыбнулся Танечке, – а во-вторых, в дневнике имеется запись о том, что архив должен стать достоянием общественности, но только тогда, когда сильные мира сего перестанут быть манекенами, когда Император превратится в Человека, когда общество увидит в нем Личность. Такое время пришло, я считаю.
– Ты довольно смело обращаешься с первоисточником, папа, – смеется Аня, – там сказано, что «личные письма Императора пока не нужны новой России, но может быть, когда-нибудь все изменится».
– Смысл передан верно, – вступается Егор. – Танюша, я думаю, тебе нужно связаться со своими крымскими коллегами – пусть ждут нашего…
– Пришествия, – заканчивает Антон. Все смеются.
И вот они едут. Таня, конечно, связалась со Светланой Николаевной и Иваном Семеновичем, сказала, что скоро она приедет, причем не одна, а с компанией: «Все вместе приедем, Светлана Николаевна. И я, и Аня, и Егор, и Антон, помните же вы их?» И еще сказала, что они привезут хорошие новости, но подробно рассказывать не стала. «Лучше один раз увидеть, – рассудительно заметила она, разговаривая с ними по телефону, – чем сто раз услышать». И они согласились.
Аня с нетерпением выглядывает в окно, высматривая, когда же наконец покажется синяя полоса моря.
– Еще несколько минут, – говорит ей Танюша, – через несколько минут появится… вот оно!
Темно-синее море, покрытое слепящими бликами солнца, словно живое сокровище переливалось, манило, завораживало. Даже сквозь затемненное вагонное стекло было больно смотреть на его ослепительный блеск. Оно казалось призрачным видением, миражом, к которому хочется бежать со всех ног, даже понимая его нереальность. Но море было реальным. Вдруг отчетливо почувствовался его запах, растворенный в жарком тягучем воздухе. Потом море исчезло из виду, укрытое городским парком, тянущимся вдоль железной дороги. Но оно было рядом, оно как будто баловалось и дразнило, изредка мелькая среди домов и деревьев: я здесь, я рядом, я жду…
Первым, кого Аня увидела, едва выйдя из вагона, был Витек. Он стоял на перроне, разговаривая с каким-то парнем, одетым в форму железнодорожника. Это было довольно неожиданно, и Аня, прищурившись, старалась рассмотреть его получше – может быть, она ошиблась?
– Кого это ты высматриваешь? Курортные романы у тебя в прошлом. – Антон говорит нарочито сочувственным голосом, с интонацией, близкой к извиняющейся. – И я вынужден тебе напомнить, что… – Тут он проследил за Аниным взглядом, и тон его стал веселым. – Ба, какие люди! Егор, ты только глянь, наш краевед…
