— Посмотри, какая красивая девчоночка. Теперь, когда ты вытер кровь... Кожа гладкая, розоватая...
— Наверняка женщина здоровая, только очень уж худа. Прямо кожа да кости.
— А то ты не знаешь этих богатеньких. Сидят на диете, чтобы убить в себе всякую женственность.
— Нет, это скорее стрессовое похудение.
— Интересно, как ты это определил?
— Это мои личные наблюдения. Да, у тебя что-то болеутоляющее есть?
— Есть. Кетанов. Ты же мне и привозил, когда я руку сломал.
— Дашь девочке, когда действие анестезии кончится... С тебя двадцать долларов. Это, имей в виду, по льготному тарифу.
— Бедные пациенты. Неужели ты со всех так же дерешь три шкуры?
— Деру, куда деваться. Семью кормлю. Кстати, ты особо губы не раскатывай. Видишь, у нее обручальное кольцо.
— Вижу. А тебе только бы настроение человеку испортить!
— Андрюха, я тебя предупредил... Проводи меня, а то твой охранник каждый раз делает вид, что впервые меня видит.
— Он понимает, что ты меня подавляешь, и сердится.
— Понимает! Скажи еще, что у твоей собаки высший разум.
— Не ворчи. Ты как, опять в клинику возвращаешься?
— А куда же еще? У меня сегодня ночное дежурство. Ты ее родным позвони, наверняка у нее есть сотовый телефон.
Говоривший пошел к двери, хозяин дома следом за ним.
— Не учи ученого!
Доктор, уже снявший к тому времени халат, в нерешительности остановился перед открытой калиткой.
— Шерхан, домой! — позвал хозяин и взял пса за ошейник. — Да не бойся, не укусит.
— Кто знает, что у него на уме? Говорят, собаки походят на своих хозяев.
— А ты никогда не знаешь, что у меня на уме?
— У тебя на уме всегда одно.
Хозяин дома тяжело вздохнул:
— Что поделаешь, в семье не без урода. Иной раз я думаю, что судьба нарочно создала меня таким, чтобы ты на моем фоне смотрелся особо положительным.
— Ага, я еще должен сказать тебе спасибо.
— А как же, это, можно сказать, черный пиар...
— Не забудь позвонить...
— А если у нее нет мобильника?
— Но у тебя-то есть!
— Это что же получается: никакое доброе дело не должно остаться безнаказанным? Тебе двадцать долларов отдай, теперь еще рублей десять на сотовом истрать...
— Можно подумать, доллары ты мне отдал!
— Отдал не отдал, а теперь ты все время будешь мне напоминать, я стану нервничать, оно мне надо?
— Нервничать! Не смеши. Когда это ты нервничал? Две свадьбы, два развода — а все как с гуся вода.
— Просто ты мне завидуешь.
— Завидую. Я бы тоже хотел вот так ни за что не отвечать и жить в дедовом доме на Свинячьем хуторе.
— Все ясно, вот ты и попался. А я-то все думал, чего он уговаривает меня дом продать?
— До встречи, балабол! Не забывай матери звонить, а то она меня всегда спрашивает: «А как там Андрюша?» Что я ей вынужден говорить? До сих пор не повзрослел.
— Добрый ты, братец, и за что только я тебя люблю!
— Так я тебе и поверил!
Алексей захлопнул дверцу машины и медленно поехал по узкой грязной улице.
Крамаренко Андрей вернулся во двор, перед тем заперев калитку на замок. В самом деле, во дворе бегает не какая-нибудь мелкая дворняжка, породистая немецкая овчарка. Правда, купленная в российском питомнике. Но хозяева вроде завезли родителей Ральфа Шермана Ульриха, в просторечье Шерхана, из самой Германии.
Он насыпал в миску сухого корма из огромного пакета и поставил перед своим любимцем:
— Лопай, заслужил.
Шерхан, как и подобает собачьему джентльмену, не стал бросаться на корм, подошел к миске медленно, издав отчетливое пренебрежительное фырканье. Мол, тоже мне награда! Он предпочитал еду натуральную, которую его хозяин готовил не часто по причине лени. Вот вторая жена Крамаренко варила псу похлебки с косточкой. Ей нравилось чувствовать себя хозяйкой такой великолепной собаки, которой теперь приходится питаться этими малоаппетитными сухими шариками!
Андрей не спешил войти в дом, все тянул время. Зачем-то переставил лопату, поправил в сенях ящик с картошкой — придвинул поближе к стене.
Сейчас он войдет в дом, увидит очнувшуюся незнакомку, ее испуг и, не дай Бог, истерику: «Где я, что со мной?» Постоял перед входом и, сердясь на себя, решительно потянул ручку двери.
Женщина и в самом деле пришла в сознание. Она даже попыталась встать, так что Андрей подскочил к ней и чуть ли не силком уложил обратно.
— Лежите, врач сказал, у вас сотрясение мозга. Она посмотрела на него огромными карими глазами с поволокой — наверное, у нее в родне явно кто-то с Востока — и осторожно притронулась к повязке.
— Он ударил меня в лицо.
— Ничего, Шерхан отомстил за вас этой твари.
— Он отобрал мой мобильник.
Женщина говорила и не сводила с Андрея глаз, словно пыталась понять, на что она может рассчитывать. Впрочем, тут же пояснила:
— Мне так неудобно, из-за меня у вас уйма хлопот, но... Если можно, я хотела бы позвонить маме.
Она забрала дочку из садика и теперь, наверное, ждет, что я приеду.
— Пожалуйста, звоните! Скажите, что сегодня вам нельзя никуда ехать, а завтра, если самочувствие позволит, пусть родственники приезжают за вами.
— Но я вас, наверное, стесню.
— Ничего вы не стесните! Необходимую помощь вам оказали, потому лучше полежать.
Он принес женщине свой мобильник, мысленно усмехаясь, что и на этот раз оказался прав. Правда, только в отношении своего телефона. В самом деле, жалко ему, что ли. С таким-то тарифом — шестьдесят копеек минута.
Но в остальном он оказался не прав. Ни истерики, ни паники, вполне мужественная особа.
Андрей украдкой посматривал, как она, осторожно повернувшись на бок, стала нажимать кнопки телефона, и, устыдившись, отправился на кухню. Зачем смущать девчонку — на самом деле она для него девчонка, не больше двадцати пяти, при том, что ему тридцать два. Прав Леха: худущая она как бы не по возрасту. Надо подумать, чем ее накормить. Небось с работы, еще не ужинала...
А почему он решил, что она работает? При таких-то шмотках и бриллиантовых сережках. Похоже, Шерхан вовремя успел. Не то нападавший выдернул бы их вместе с ушами... Выходит, пришлось ему довольствоваться одним мобильником. Тоже наверняка нехилым.
— Может, вам нужно посетить место уединения? — весело спросил он, возвращаясь в комнату.
