Королева, полностью поддерживаемая лордом Мельбурном, воспротивилась этому. «Что же касается твоих пожеланий относительно собственного придворного окружения, мой дорогой Альберт, — писала она принцу с нескрываемым раздражением, — то скажу тебе откровенно и честно: так не пойдет. Можешь полностью доверять мне в этом вопросе и быть уверенным, что тебя будут окружать действительно честные, преданные и совершенно безупречные в моральном отношении люди... Обещаю тебе, что среди них не будет бездельников, как не будет слишком молодых, неопытных людей, так и старых развратников. Лорд Мельбурн уже сообщил мне о нескольких кандидатах, я сочла их вполне приемлемыми».
Принцу Альберту не было смысла протестовать и спорить с королевой. «Мне очень жаль, — ответил он ей в письме, — что ты не предоставила мне возможности самому подобрать себе придворных. Это были бы в высшей степени достойные люди. Подумай о моем сложном положении, дорогая Виктория. Ведь мне придется оставить свой дом со всеми его слугами и придворными, расстаться с близкими и преданными друзьями и отправиться в страну, в которой все будет для меня новым и непонятным... Кроме тебя, у меня там не будет ни единой души, которой можно было бы доверить самые сокровенные мысли. И при всех этих нелегких условиях ты не сочла возможным предоставить мне право подобрать двоих или троих человек, которые уже давно пользуются моим расположением и внушают мне полное доверие».
Однако даже такая безобидная просьба будущего супруга не повлияла на позицию королевы. Даже лорд Мельбурн заметно смягчился и посоветовал ей пойти на уступки, но и это не помогло. А король Леопольд, зная твердый характер своей племянницы, обратился непосредственно к премьер-министру страны и попросил его приложить все усилия, чтобы убедить королеву принять «единственно верное решение». Но королева осталась непреклонной. «Это в духе дяди Леопольда, — писала она принцу Альберту. — Он давно уже считает, что должен верховодить всеми и всем... Мне очень неприятно говорить тебе о вещах, которые, как я полагаю, могут вызвать твое неудовольствие, мой дорогой Альберт... Я просто делаю то, что, несомненно, пойдет тебе на пользу».
Правда, вскоре после этого королева согласилась с тем, что при дворе может находиться герр Шенк, которого принц очень хорошо знает, и который будет занимать самую низшую придворную должность, не дающую ему права присутствовать за обеденным столом. А самый высокий придворный пост личного секретаря должен был занять Джордж Энсон — один из самых твердокаменных вигов, бывший секретарь вигского премьер-министра лорда Мельбурна и племянник сэра Джорджа Энсона, известного вига, получившего высокую придворную должность главы королевской опочивальни. Все отчаянные попытки принца Альберта убедить королеву, что назначение его личным секретарем бывшего секретаря вигского правительства может породить в народе беспочвенные слухи о его партийных предпочтениях, успеха не возымели, Королева твердо стояла на своем и просто не допускала каких-либо других вариантов. По ее мнению, мистер Энсон был «прекрасным молодым человеком, очень скромным, на редкость честным, чрезвычайно порядочным, хорошо образованным и мог бы оказаться весьма полезным» для супруга королевы. Все дальнейшие попытки принца Альберта отстоять право на формирование собственного окружения оказались столь же безрезультатными. По совету барона Штокмара принц Альберт в конце концов согласился с предложением королевы, но при том непременном условии, что Энсон еще до получения новой должности оставит свой прежний пост секретаря премьер-министра.
К полному удовлетворению королевы, принц Альберт весьма добродушно отнесся ко всем ее предложениям и не стал устраивать из этого серьезной проблемы. Незадолго до этого король Леопольд предупредил королеву, что принц «чрезвычайно расстроен» ее беспримерным упрямством и отплывает в Англию в подавленном настроении. Она даже приболела от переживаний, однако их встреча прошла благополучно. «Увидев дорогое и милое лицо», она забыла обо всех неприятностях, а он сделал вид, что ничего не случилось.
В первые минуты встречи они стали оживленно обсуждать предстоящую свадьбу. Королева решительно не согласилась с предложением принца, чтобы ее подружка на свадьбе непременно была из добропорядочной семьи, мать которой имела безупречную репутацию. Лорд Мельбурн был обескуражен подобным предложением. Позже он говорил Чарльзу Гревиллу, что принц Альберт «чересчур щепетилен в вопросах морали» и чрезвычайно болезненно относится к любым прегрешениям. По его мнению, принц просто не понимает, что по строгим моральным принципам можно судить только людей низшего сословия, а люди благородного происхождения должны находиться вне досужих сплетен и ложных моральных оценок. Королева возразила, что и для людей низшего сословия, и для высших аристократов должны быть единые моральные нормы и принципы, однако при этом признала, что ни в коем случае нельзя подстраиваться под слишком высокие требования морали, выдвинутые принцем Альбертом. Ведь из одиннадцати ее придворных дам большинство не соответствовало этим принципам. «Я всегда считала, — пояснила она принцу, — что нужно быть терпимым по отношению к другим людям. Я абсолютно уверена, что если бы мы с тобой не были хорошо воспитаны, если бы не получили соответствующего образования и если бы о нас не заботились наши родители, то мы могли бы давно уже расстаться».
Вечером накануне свадьбы королева Виктория и принц Альберт вместе посетили церковную службу и даже примерили подобранные для обручения кольца, помня все те недоразумения, которые происходили во время коронации. Принц, еще не отошедший от весьма утомительного переезда через Ла-Манш, во время которого испытал изматывающее чувство морской болезни, выглядел усталым и заметно нервничал. Он был бледен и напоминал обгоревшую свечу, в то время как королева пребывала в прекрасном расположении духа и не скрывала своего счастья. А поздно вечером Виктория отправилась спать с приятным осознанием того, что это ее последняя ночь, которую она проведет в постели одна Она спала крепко, безмятежно и волновалась только из-за того, что у нее может быть слишком много детей.
16. МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
«Я только муж, а не хозяин в этом доме».
В понедельник, 10 февраля 1840 г. королева Виктория проснулась рано утром от шума дождя, который громко стучал по окнам ее спальни. Однако позже тучи рассеялись и, как это часто бывало в ответственные дни ее жизни, на чистом небе появилось солнце. Любопытно, что такие дни в Англии обычно называют «королевской погодой». После завтрака, от которого она не отказалась вопреки старому предубеждению, что завтрак перед свадьбой не сулит ничего хорошего (Виктория называла этот предрассудок «глупой ерундой»), она отправилась к жениху, которому уже успела отправить записку следующего содержания: «Мой дорогой, как ты себя чувствуешь сегодня и хорошо ли ты спал? Я прекрасно выспалась и ощущаю себя вполне комфортно... Какая ужасная погода сегодня! Однако я надеюсь, что дождь скоро прекратится. Сообщи мне, мой любимый жених, когда будешь готов. Твоя верная и любящая Виктория».
После этого голову королевы украсили цветами апельсина, одели в белое атласное платье, прикололи сапфировую брошь, инкрустированную крупными бриллиантами — подарок принца Альберта, — и только тогда она в сопровождении матери и герцогини Сазерленд отправилась в королевскую церковь Святого Якова, где должна была состояться брачная церемония. Правда, сама королева не очень радовалась этому, обстоятельству, так как считала церковь не самым подходящим местом для такого торжества. Она предпочла бы ограничиться простой частной церемонией в одном из залов Букингемского дворца, если бы не настойчивые увещевания лорда Мельбурна. Ей очень не хотелось заключать брак в присутствии огромного скопления людей. Но главная причина заключалась в том, что в небольшом зале королевского дворца она могла ограничиться только самыми близкими людьми и воспользоваться этим предлогом, чтобы не приглашать тех, кто не вызывал у нее никаких симпатий.
