Позже Янош открыл мне секрет, что даже в этом коротеньком эпизоде Рутгер снялся лишь потому, что заплатил режиссеру и сам купил пиццу.
Слава Богу, вторая часть оказалась еще короче. Какая-то семидесятилетняя бабушка в костюме монашенки, но только в верхней его половине, старательно запихивала в Рутгера вешалку для полотенец, а Рутгер старательно делал вид, что ему это нравится. На этот раз он играл явно лучше, потому что был в противогазе. У половинчатой престарелой монашки был вид человека, полностью разочарованного в жизни.
В третьем ролике Рутгер держал свинью, к которой пыталась пристроиться дамочка средних лет, как я поняла, убежденная противница физических упражнений, здорового питания и косметической хирургии. У свиньи был вид животного, полностью разочарованного в жизни.
В последнем, четвертом по счету, ролике Рутгер лежал связанный на болиде «Формулы-1», и на него испражнялась скучающая блондинка с кустарной татуировкой-скорпионом на заднице. Очевидно, Рутгер получил эту роль лишь потому, что предоставил болид. Янош как-то сказал, что отец Рутгера был заместителем министра чего-то там в Германии и регулярно переводил Рутгеру деньги с надеждой на то, что сынуля крепко подсядет на героин и когда-нибудь тихо скопытится.
– Пойду окунусь, – объявила я, направляясь к бассейну. Как будто если бы все про меня забыли, я бы там утонула. Утонуть в нашем маленьком, мелком бассейне – это надо как следует постараться. Хотя, с другой стороны, люди тонут и в ванне. Я надеялось получить удовольствие от купания, но удовольствия не получилось. В голову лезли всякие мрачные мысли типа: вот я тут плескаюсь на солнышке, вся такая веселая и довольная, а Хеймиша уже нет в живых. Уныние – вещь бесполезная, даже вредная, но от него просто так не отмахнешься.
Констанс, Янош и Серджио о чем-то болтали и громко смеялись. Я наблюдала за ними и жутко завидовала Констанс, что она так легко сходится с людьми. Тогда я была еще молодая и не понимала, что большинству людей нравятся люди, которых они плохо знают, потому что, как правило, эти люди тоже плохо их знают. Все дело в очаровании малознакомого. Малознакомым знакомым приходится довольствоваться только тем, что ты сам рассказываешь о себе, и они никогда не заденут твое самолюбие, уличив тебя во лжи. То есть ты никого не обманываешь по-крупному. Ты не называешься летчиком-истребителем или пятой по счету из самых богатых женщин Испании. Просто ты им рассказываешь далеко не все и слегка приукрашиваешь свое прошлое, выставляя себя в более выгодном свете. Ты говоришь: «Обожаю Нью-Йорк», – и никто не скажет в ответ: «Но ты же его ненавидел, и все пять лет, что ты там прожил, ты только и делал, что плакался, как тебе плохо». Новая жизнь через новые уши.
Я подумала про сто семьдесят восемь мужчин Констанс, и мне вспомнилась Тина – исходя от противного. С Тиной мы подружились в школе. Только потому, что сидели с ней на математике. Мы три, на заднем ряду: я, Тина и Азра. Иначе мы с Азрой и не обратили бы на нее внимание. Тина вышла замуж в девятнадцать лет, за первого же мужика, который лишил ее девственности. Его звали Фил, и он был вполне безобидным и тихим пилотом вертолета. Но меня это убило. Хотелось сказать ей: «Не надо», – но она была так непреклонно счастлива, что у меня просто язык не повернулся. У Азры, к примеру, за один только вечер было в два раза больше волнующих приключений («К нему в гости приехал брат. Такой милый. Так вежливо попросил…»). У меня было стойкое подозрение, что до Фила Тина даже ни с кем не целовалась. Она была вполне симпатичная и привлекательная, но у нее были очень строгие родители, и она была девушкой скромной и очень застенчивой. Мы хорошо погуляли на свадьбе, потому что на свадьбах всегда хорошо и весело, но нам было ее жалко. Это было так тягостно… Как будто кто-то на твоих глазах умирает от рака. Жизнь закончилась в девятнадцать. После свадьбы они переехали жить на Мальту.
Как-то так получилось, что мы перестали общаться с Азрой. Когда кончается дружба – это всегда очень грустно. Тогда я еще не понимала, почему это грустно, во потом поняла: потому что все происходит само собой, и от тебя ничего не зависит. Дело не в том, что ты редко звонишь или что выбираешь рождественскую открытку из самых дешевых. И еще я поняла, что мы с Азрой дружили только потому, что вместе сидели на математике. На самом деле Азре никто не был нужен. У нее была грудь. Лучшая грудь во всей школе – по общему мнению. И как всякая девушка, обладающая ярко выраженным эротично-грудным превосходством, она только и думала, как бы выставить напоказ свое богатство; когда Азра рассеянно пялилась в одну точку на математике, я подозреваю, что она пыталась придумать какой-нибудь благовидный предлог, чтобы сверкнуть своей грудью на теории множеств.
Хотя, с другой стороны, Азра перестала общаться со всеми; не только со мной. Как и Хейди, она была самовластной царицей мужских сердец – хотя, конечно, масштабом помельче. Вполне приличные, респектабельные мужики едва не дрочили на улице, когда она проходила мимо. А чего хочет женщина, у которой и так все есть? Она хочет принадлежащего другим женщинам. Нас всех не раз предупреждали, что женатый мужчина – это не вариант, но что толку? Нас всех не раз предупреждали, что служебный роман – это тоже не вариант, но опять же, что толку?
В итоге (и этого следовало ожидать) Азру взбесило, что ее женатый мужчина женат. Она была женщиной оригинальной и не признавала стандартных мер. Она не звонила жене своего любовника. Не лила кислоту на его машину. Не подкидывала к нему в сад крупных дохлых животных, от которых хлопотно избавляться. Не подряжала наемных убийц. Нет. Она просто поехала в отпуск.
Она узнала, куда и когда едет в отпуск ее любовник, и когда мистер Женатик с женой и детьми подошел к стойке регистрации в аэропорту, Азра, со своим элегантным чемоданом, встала в очередь сразу за ними. Она не выкрикивала оскорбления и не швыряла в любовника тяжелыми предметами – хотя подобное антиобщественное поведение доставляет немалое удовольствие тебе лично (и малоприятно объекту твоих нападок), сотрудники аэропорта наверняка примут меры, чтобы пресечь безобразие. Но никто никогда не станет привлекать защитников правопорядка, если ты тихо и смирно стоишь за спиной у неверного мужа и ждешь своей очереди на регистрацию.
Мистер Женатик видит Азру и обмирает от ужаса. Что у нее на уме? Она хочет устроить скандал? Или это просто кошмарное совпадение? Он не знает, что делать. Его тихому мирному существованию грозит полное уничтожение. Он знает, на что способны обманутые жены. Он понимает, что чувствует муравей, когда над ним нависает тень от человечьей ноги. Самое обыкновенное ожидание в очереди вдруг превращается в суровое, страшное испытание. Бедняга весь мокрый от пота, он на грани истерики, но пока еще держится – из последних сил. А когда встревоженная жена интересуется, что случилось, он даже не может выдавить: «Ничего». Сотрудница авиакомпании, регистрирующая билеты, серьезно задумывается: стоит ли пускать в самолет человека в таком состоянии. Или присутствие Азры – это всего лишь предупреждение? Он украдкой оглядывается, видит, что Азра уже регистрирует свой билет, и понимает, что сегодняшний день будет не самым приятным днем в его жизни.
