Стихии живут, разделив между собою мир, и обычно не выходят за пределы своих владений. Однако порой такое случается. Когда я пошел на болота — я, Лист, источающий силу Родительницы, — на меня тут же напали водные существа — я нарушил их покой. А теперь из-под земли вышел слуга огня, вызванный огромным пожаром. Я почувствовал клич деревьев, они просили меня о помощи.
Знаешь ли ты, что я почти никогда не плаваю, потому что тогда отдаляюсь от Земли, превращаясь в легкую добычу чуждой мне, враждебной силы — воды. Когда я прыгнул с вала Горчема, то на несколько мгновений оказался во власти воздуха. И это тоже было поразительное ощущение.
— А Круги? — осмелился спросить Магвер.
— Это источники мощи, идущей от Родительницы. Когда мир возникал из хаоса, Круги уже стояли. В каждом крае — один. Женщины ложатся в них во время родов, чувствуя спиной Родительницу. Дитя, рожденное в Круге, получает от Круга дар, в нем сосредоточивается часть мощи и благословения Круга. Именно рожденные здесь Ловцы годами странствуют, чтобы принести в Город Ос землю из удаленных Кругов. Черная Владычица сыплет себе под спину горсть праха из каждого из тех Кругов, и ее дочь обретает могущество каждого из них. Так же, как и Ловец.
Но здесь, в Даборе, мало кто знает об этом. Уже многие поколения мы живем без своего Круга. В нем рождаются не наши дети, а дети гвардейцев и владетельных людей Города Ос. И именно в них, а не в нас, долгие поколения хранится благословение Лесистых Гор. Люди забыли это или не хотят помнить, а может, не должны. Даже Шепчущие не учили их этому. Говорили о могуществе давних господ Даборы, а о Матерях Лесистых Гор лишь упоминали вскользь… Помни, Круг воздействует на человека с такой же силой, с какой Священный Гай — на меня. Родившийся в Круге при столкновении с человеком Без Матери имеет во много раз больше шансов на победу.
— А огневик?
— Это дитя огня. Слуга, который неизвестно почему оказался в нашем мире. Я давно таких не встречал. И не убивал.
* * *
— Надо возвращаться. — Дорон сидел, уставившись в огонь. Аромат жарившегося кролика дразнил обоняние. — Все это странно, и я тем более должен быть в Горчеме.
— Чтобы умереть… — тихо проговорил Магвер.
— Чтобы умереть, — повторил Дорон. — Нет, смерти я не боюсь. Я знаю, что буду жить в шуме деревьев, моих братьев, что моя кровь будет пульсировать в их стволах, тело заполнит их кору. Но я боюсь… — Дорон замолчал, покрутил палку, которую держал в руке, повернул вниз не пропеченную еще часть кролика.
— Чего, господин? — решился спросить Магвер.
— Пророчества. Не знаю, насколько верно я его понял. Я должен убить бана, но моя смерть должна предшествовать его смерти. Чтобы исполнить пророчество, мой кинжал должен пробить ему живот, кровь потечь на ладони. Я могу, как и хотел, потянуть его за собой с валов. Могу его похитить, рассечь ему живот и оставить где-нибудь в лесу умирать, а сам рядом совершить самоубийство. Он исчезнет, но исполню ли я пророчество и действительно ли именно я тем самым отдам его Черной Розе?
— Да, господин. Ведь твои руки вскроют ему живот, на них брызнет его кровь.
— И мне когда-то так казалось. Но теперь я не уверен. Ведь я не узнаю, отомстил ли. А вдруг да я ошибусь — примут ли меня Братья Деревья, если я не отомщу за смерть Ольгомара?
— Но… но ведь у тебя был план, господин.
— План есть и сейчас. Только теперь, после того что мы увидели, я начинаю в нем сомневаться. Все вокруг нас как-то странно, даже для моего ума. Рождение моего брата — Листа, его смерть от стеклянных кинжалов, большой бунт в Даборе, ну и, наконец, этот огневик.
— Ты думаешь, господин, что слишком много таких событий случилось сразу?
— Именно. Слушай, Магвер. Я все равно не могу вернуться в Дабору, пока у меня борода не отрастет. Но было бы хорошо, если б там кто-нибудь сидел и видел все, что надо. Давай разделимся. Ты возвращайся в город. Здесь сейчас будет толпиться масса народа. Здесь земля опасна, сожжена, пуста и лежит на пути войска.
— А ты?
— Я спрячусь, лес мне поможет, не бойся. Я пошел бы в Гай спросить обо всем Священные Деревья, но это дальний путь. Да и пока я не смою кровь брата, я не могу войти в Гай. Зато Круг близко…
— Круг?!
— Да. Попробую до него добраться. Не смотри на меня так, словно лесной пожар выжег из меня весь разум. Не бойся, я не совершу глупости. Если будет много народа, я вернусь. А при случае посмотрю, почему Гвардия все еще не двинулась на помощь бану и сколько там набралось народу. В армии.
— Легко погибнуть.
— Сейчас война. Погибнуть легко везде. Может, Круг даст мне какой-то ответ и совет. В Даборе я все равно сейчас не нужен. Бан сидит в Горчеме, вылезет только, когда придет Гвардия.
— Разве что белые захватят крепость.
— Не очень-то я в это верю.
— Да, господин.
18. СОКОЛЬНИК
Прошел день, как Дорон расстался с Магвером. Все это время он продвигался на запад, осторожно обходя обрабатываемые поля. Человеческое жилье могло означать, что он уже подходит к Кругу. Внимательность была необходима — здесь легко можно столкнуться с солдатами. Особенно теперь, когда, как предполагал Дорон, начался набор в армию.
Самой густонаселенной частью Лесистых Гор были близлежащие к Даборе районы. Там очень тщательно были «нарезаны» территории отдельных кланов. Бану же принадлежали большие поля, на которых работали холопы. Вдали от столицы люди селились все реже. Роды держали огромные площади земли. Каждый год выжигали новые поля, перемещали дома, села ползли по пуще, словно черная лава. Зато спустя тридцать лет, когда люди возвращались на покинутую землю, она уже не только заросла вновь, но и была свежей, плодоносной, готовой одарить хозяев урожаем.
На западе, в районах Круга, поселений становилось больше. На поддержание квартировавшего в Круге войска приходилось работать многим холопским деревням. Вблизи Круга Мха осело много крестьян из Города Ос, приведших сюда своих слуг и холопов.
Обычно здесь стояло триста гвардейцев и в два раза больше наемных солдат, завербованных в основном на приграничных землях. К этому добавлялась оброчная пехота бана, рекрутируемая из холопов. Все вместе две тысячи обученных и вооруженных воинов. Количество достаточное, чтобы задушить бунт еще несколько дней назад. Однако силы повстанцев все увеличивались, теперь в Даборе можно было набрать до десяти тысяч вооруженных людей. В большинстве — земледельцев. Здесь имело значение количество рук.
Именно этого Дорон не понимал. Если бы Гвардия двинулась на Горчем сразу после получения голубиной почты, она наверняка задушила бы бунт в зародыше.
Неужто сведения о восстании так и не дошли до Круга? Или погибли все голуби, а гонцов поймали белые? Дорону приходила в голову и еще одна возможность: что, если гвардейцы, узнав о бунте, вовсе не спешат на помощь бану? Да и зачем? Пусть даборцы изойдут кровью в бессмысленных боях. Правда, с каждым днем прибывают новые бунтари, но разве это солдаты? Земледельцы и ремесленники. Все, конечно, знакомы с оружием, но владеют им не слишком умело. К тому же с каждым днем их все больше и, значит, все труднее с провиантом, а каждый неудачный штурм приносит новое разочарование. Стало быть, надо переждать, а потом явиться и огнем выжечь ослабших телом и духом бунтарей.
