— Что это было? — Он повернулся к ней ухом, чтобы лучше слышать. — Что ты сказала?
— Ты слышал меня. — Хелена сдула растрепавшиеся пряди с лица. — Я сдаюсь.
— A-а. И просишь прощения?
— Я прошу прощения, — согласилась она.
Колин слез с нее, победоносно улыбаясь.
— Я прошу прошения, — повторила Хелена, поворачиваясь на бок, и лукаво добавила: — За твою глупость.
Он смачно шлепнул ее по попе, прежде чем она успела увернуться.
— Идем, дикая кошка. Нам надо искать яйца.
Ей следовало бы рассвирепеть. Никто не смел шлепать Воительницу Ривенлоха. И все же как она могла обидеться, когда он смотрел на нее с таким веселым блеском в глазах?
Когда точно произошло это превращение Колина из врага в друга, Хелена не знала, но что-то между ними определенно изменилось. То ли из-за трюка, который она так успешно проделала над ним, то ли просто от долгого хохота весь остаток дня у нее было прекрасное настроение. Хелена больше не чувствовала себя похитительницей, а его заложником. И действительно, у нее было ощущение, что они с Колином соратники по оружию, которые вместе переживают это захватывающее приключение в лесу.
Хелена нашла несколько кладок перепелиных яиц, спрятанных в густой траве, и Колин взбил их и приготовил омлет с щепоткой тимьяна и остатками сыра Шеда. Он даже нашел несколько грецких орехов на старом дереве в фермерском саду, и они раскололи их камнем и с удовольствием съели сердцевину. Когда они доели последние крошки омлета со сковороды, Хелена стала задумываться, сможет ли теперь она когда-нибудь есть сухие овсяные лепешки.
После еды Колин взял удочку и при помощи волокон молочая переделал ее в силок для птиц. Вместе они отправились в ту часть леса, где гуще всего росли кусты. Пока Колин прятался за дубом, выставив палку с петлей над самой землей, Хелена пробралась за соседние кусты и встряхнула листву. Пара перепелок в панике вылетела из кустов, но Колин был недостаточно быстр, чтобы поймать их, и они убежали по тропинке.
Это заняло почти весь день, но, в конце концов, им удалось поймать пару куропаток, а по пути домой Колин срезал несколько побегов горчицы и собрал несколько горстей дикой зелени и фиалок. Хелена занялась ощипыванием птиц, приказав ему дать отдохнуть ноге, потому что было понятно, что он перенапрягся. К ее удивлению, Колин не стал спорить с ней, и вскоре она услышала, как он храпит на кровати.
Хелена улыбнулась, на мгновение перестав работать, чтобы посмотреть на Колина.
Пока она смотрела на него, он проснулся, и в этот момент она догадалась: он знал, что она наблюдает за ним, потому что его глаза самодовольно блестели.
— Вы позволили мне спать слишком долго, миледи.
— Кто мог бы разбудить тебя? — поддразнила его Хелена, возвращаясь к ощипыванию куропатки. — Ты спишь как мертвый.
— Напротив, — возразил Колин, томно потягиваясь, как кошка. — Я проснулся только от взгляда восхищения в женских глазах.
Хелена почувствовала, что краснеет.
— Я не… восхищалась.
Он улыбнулся и осторожно сел. Боже, даже растрепанный и насмешливый, Колин был красив, как Люцифер!
— Боже мой, миледи, а не румянец ли это на ваших щеках?
Она заметно вздрогнула:
— Нет.
Он медленно поставил ноги на пол.
— Знаешь, тебе не обязательно ждать, пока я усну. Ты можешь свободно восхищаться мной в любое время…
— Я не восхищалась тобой. Я… рассчитывала стоимость твоего выкупа, фунт за фунт.
— Фунт за фунт, да? — Колин встал и неторопливо подошел к Хелене, широко улыбаясь. — И я был одетый… или раздетый?
Ее румянец стал еще гуще. Проклятие, даже в битве остроумий он, похоже, превосходил ее на каждом шагу.
Колин пожалел бедную взволнованную девушку и позволил оставить свой вопрос без ответа. Точно так же как со щекоткой, которой он изводил Хелену все утро: он знал, когда надо остановиться, значит, надо остановиться.
Ее румянец удивил его. В конце концов, ведь перед наемниками Хелена говорила с бесстыдной откровенностью, используя всевозможные намеки и пошлости. Она покачивала бедрами и демонстрировала груди с беззастенчивым энтузиазмом. Почему ее беспокоит, что ее застали разглядывающей его? Колин не знал. Может быть, Хелене казалось, что он не привык к пристальным взглядам женщин.
Колин улыбался, думая о странной противоречивости Хелены, занимаясь жаркой куропаток в горчичном соусе и приготовлением салата из зелени и фиалок.
Он обнаружил, что ему нравится впечатлять Хелену своей готовкой. Она казалась такой благодарной, мгновенно доедая все до крошечки, облизывая пальцы, издавая чувственные звуки наслаждения. Он почти с сожалением думал об их возвращении в Ривенлох, когда Хелене больше не потребуются его кулинарные способности.
Жаль, что у него нет запаса получше. Кое-какие добавки сделали бы еду идеальной. Чашка бодрящего холодного грушевого сидра. Пухлые, сладкие булочки только что из печи, щедро смазанные маслом. И те ягоды со взбитыми сливками, о которых Колин мечтал недавно. Вот тогда глаза Хелены округлились бы в экстазе.
Колин решил, что, видимо, придется предложить ей экстаз другого рода. Он озорно улыбнулся. Вчера она позволила ему поцеловать себя. Интересно, какие вольности она позволит сегодня вечером?
Несколькими часами позже он узнал это. Колин лежал на кровати, приподнявшись на локтях, пока Хелена осматривала его рану.
— Швы нужно оставить еще на одну неделю, — заявила она, протирая рану влажной тряпкой.
Она могла бы сказать, что ему придется жить с ними вечно, и это не имело бы никакого значения. Мозг Колина занимали гораздо более интересные мысли, когда рука Хелены остановилась в опасной близости от его паха. Раньше, когда она использовала вино, он был способен только концентрироваться на боли в ране. Сейчас он чувствовал касание ее рукава на своем бедре, нежность ее пальцев на его плоти, теплоту ее тела, когда она сидела рядом с ним на кровати.
Когда Хелена готовилась перебинтовать повязку, Колин грустно вздохнул. Хелена вопросительно посмотрела на него.
— Никакого поцелуя? — спросил он.
Она с сомнением подняла бровь. Он смотрел на нее — сама невинность.
— Я уверен, что именно поэтому она зажила так быстро.
— Неужели?
— О да. — Колин добавил серьезно: — Нет ничего могущественнее поцелуя красивой женщины.
— О, теперь я красивая, да?
Может быть, она и произнесла это сардонически, но румянец выдал ее. Хелене понравился его комплимент.
— Прекраснее английского утра. Очаровательнее цветущей розы. Грациознее голубя на…
— Если я поцелую твою рану, ты перестанешь изрыгать на меня поэзию?
