Цыпленок поднес к уху маленький черный пенал, отошел в сторонку и, сосредоточенно глядя на одного из начавших шевелиться любителей теплой водки, некоторое время кивал в ответ на пространное сообщение своего невидимого собеседника, потом, почти не разжимая губ, произнес несколько коротких фраз, вернулся к столику, развел руки в стороны:
— Мне надо срочно отъехать.
— Ну ты же обещал, — надула губки девочка.
— Бизнес есть бизнес.
С этими словами он сунул телефон в карман шортов, крутанул на пальце автомобильные ключи, не обременив себя каким-либо прощальным жестом или иным знаком внимания, зашагал к дороге, прыгнул в серебристую «тойоту» и укатил.
— А что он тебе обещал? — спросил я. — Жениться?
Она повернула голову, сонно сощурилась.
— Не верь мужикам. Они всем это обещают.
— А ты? — В глазах возник промельк вялого интереса.
— А я нет.
Сходил в шатер, взял обжигающе ледяную — прямо из морозильной камеры — бутылку «Туборга», вернулся за столик, поставил ее напротив девочки, она кивнула, вульгарно улыбнулась — во весь свой большой рот. С минуту мы молчали.
— О чем задумался? — спросила она.
— Да так. Собираюсь с мыслями.
— С мыслями? — удивленно переспросила она. — Зачем?
— Готовлюсь сделать тебе комплимент.
Она откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и облизнулась.
— Ну?
— У тебя очень соблазнительный бюст. И восхитительная попка.
Рискованное для завязки знакомства откровение ее нисколько не покоробило, скорее напротив — она опять широко улыбнулась, продемонстрировав мне ровненький ряд ослепительно белых зубов.
— А ты откуда знаешь? — и дотронулась до воротничка своей светлой просторной рубахи, словно намекая, что под этим безразмерным балахоном взглядом освоить ее пикантные формы я вряд ли мог.
— Да уж знаю. Вчера я проезжал вон там, — я простер руку в сторону тонущей в мутноватом мареве узкой полоски суши, отсекающей залив от реки. — И кое-что видел на маленькой полянке.
— Так ты подглядывал? Это нехорошо. Так настоящие пионеры не поступают.
— А я и не был в пионерах — из-за двоек. Меня не приняли, чтоб я не позорил ряды юных ленинцев. А что до подглядывания… Это не нарочно. Просто ехал мимо и видел. И подумал, что неплохо бы оказаться на месте того парня. Кто он такой?
— А зачем тебе? — Она лукаво улыбнулась и провела пальцем по орошенной испариной бутылке, оставив на стекле смутный слезящийся след.
— Да так… Хотелось бы на него быть похожим. Не знаешь, где мне этого парня найти?
— М-м-м… — красноречиво протянула она, я вздохнул, живо представив себе, что она имела в виду. — Ты меня не так понял, — поспешила она внести ясность. — Я не проститутка.
— У тебя еще все впереди. — Я поднялся из-за стола и кивнул на свой «Урал». — Прокатимся?
Секунду она пребывала в нерешительности, глядя на нетронутый «Туборг», потом махнула рукой, последовала за мной, уселась сзади и, заключив меня в кольцо своих рук, прижалась настолько плотно, словно спешила развеять мой последние сомнения относительно восковой спелости своего бюста. Мы тронулись в обратном направлении. Разбитая грунтовка пыльными волнами катила под колеса «Урала», я сбросил скорость до минимума — не потому, что беспокоила раскованность быстрой езды по пересеченной местности, а просто перед глазами вспух мутноватый туман, в медленном наплыве которого я по привычке угадывал скорое явление очередного отголоска Голубки — какого-то ее жеста или вздоха, позы или реплики, — и к тому моменту, когда мы оказались на знакомой уже мне по вчерашнему пикнику поляне, этот отголосок зазвучал в полную силу, обретя стройность формы: это была ее жестоко, чуть ли не до крови, закушенная губа.
Губы побаливали, саднили, так что посвист вышел не вполне звонким, однако подозвать Голубку все-таки удалось: и вот уже губа ее начала ритмично раскачиваться вверх-вниз прямо перед глазами, ее бескровная бледность разрасталась, формируясь в черты знакомого лица, то и дело пропадавшего за пологом вспененных волос — встречный ветер дул ей строго в затылок, потому что вы неслись сквозь лес по узкой, вспухающей корневыми жилами высоких сосен тропке на мотоцикле, это было на Николиной Горе, куда как-то отправились в гости к одному из ее бесчисленных приятелей, обитавшему в массивном старом доме с полукруглой открытой верандой, напоминавшей маленький сценический подмосток для домашних спектаклей, с шестью громоздкими колоннами, подпиравшими огромный, тяжело парящий над входом в сумрачные глубины дома балкон — там было скучновато, потому что на уютную эту усадебку время от времени накатывали волны каких-то в дымину пьяных молодых людей, а разговоры вертелись исключительно вокруг того, какой замечательный гол только что засадил в ворота соперников тутошний житель и большой любитель футбола Никита Михалков, или о том, что замечательная группа «Звуки Му» собирается завтра дать тут, в некоем подобии летнего театрика, что неподалеку от продуктового магазина, концерт на свежем воздухе. Вы послонялись по огромному участку, обнаружили в гараже мотоцикл и поехали покататься — на ваше исчезновение никто не обратил внимания, — заехали в лес, остановились, и Голубка пересела с заднего сиденья на топливный бак, лицом к тебе, подалась вперед, — ты толком и не заметил, когда она успела стащить с себя трусики, но под юбкой у нее ничего не оказалось — и вот она начала медленно опускаться, а опустившись, сказала, чтоб ты гнал, и ты погнал через лес: оттого-то так прочно и осела в памяти ее закушенная губа.
— Эй, ты что? — спросила пляжная пышечка, дотронувшись пальцем до моего виска. Прикосновение вернуло к реальности, я огляделся, обнаружив, что остановились мы как раз под тем дубом, возле которого громоздились вчера ящики с пивом, а теперь на их месте покоились, привалившись к стволу, тучные пластиковые мешки с мусором.
— Да так, жарко, — сказал я. — Голову напекло.
Руки девочки юркнули под балахон, покачивая бедрами, она исполнила какое-то змеиное телодвижение, по ногам ее сползла, опустившись на щиколотки, полоска салатового бикини — в лице моем, как видно, ожидаемого впечатления не отразилось, потому она, капризно поджав губки, хмыкнула и тут же испуганно ойкнула, подхваченная под мышки, легко оторванная от земли и водруженная на топливный бак. Смутная догадка мелькнула в ее глазах.
— Хм, интересно, — прошептала она, быстро разобралась с моим поясным ремнем, затем с замком молнии на джинсах, чуть привстала, подвигаясь ближе, и так замерла, шумно дыша мне в бритый лоб. — Ну… Зажигание…
Я включил зажигание — она начала медленно опускаться.
— Сцепление.
И опустилась еще ниже, поморщилась, шевельнула бедрами.
— Газ.
Я настолько резко крутанул ручку газа, что наш «Урал» встал на дыбы, буквально обрушив этим рывком девчушку вниз до самого конца — и я с головой ухнул в те ощущения, что полыхали во мне когда-то давно там, на Николиной Горе, когда мы с Голубкой неслись вот так же на мотоцикле через прозрачный и светлый сосновый бор, лишь каким-то чудом избегая столкновения с неосторожно метнувшимся под колеса мотоцикла стволом, и все кончилось так же быстро, как и тогда, — я почувствовал страшное облегчение оттого, что очередная ипостась Голубки медленно покидала меня, испаряясь с поверхности залитой жарким потом кожи, а чьи-то посторонние припухшие губы, шевельнувшись, приоткрылись, отпуская на волю раскаленный выдох.
