астролябия так важна для будущего?
Пожалуй, чудо для меня в жизни важнее, чем крыша над головой.
29
Можно верить или не верить в то, что земные токи и звездные поля управляют всем, что происходит. В то, что случайности на самом деле подчинены большому смыслу.
Закончился последний урок пятницы, на котором мы с Анте работали вместе, заканчивая общее задание. Оказалось, Анте прекрасно умеет писать тексты. Трудно только заставить его это делать – он-то предпочитает болтать с приятелями о компьютерных играх и футбольных матчах.
– Что ты делаешь? – воскликнула я, когда Анте вдруг начал рыться в моих вещах.
– У меня пропала резинка… наверняка ты ее взяла… где у тебя пенал?
Он схватил мой рюкзак, висевший на стуле, и стал вовсю копаться в нем, но я тоже схватилась за рюкзак, потянула его к себе, и…
Металлическая пластина с отверстиями – та, которую мы нашли за резными птицами на фасаде голландского дома, – упала на пол посреди класса.
– А это что такое?
Анте бросился к ней быстрее молнии. Он поднял пластину с пола еще до того, как я успела наклониться. Повертел ее в руках, потрогал маленькие выступы.
– Отдай! – сказала я. Но он, разумеется, не отдал. Продолжая рассматривать пластину, погладил рукой заржавелую поверхность.
– И что ты делаешь с этой штукой? – спросил он.
– Не знаю, – пробормотала я. – Я даже не знаю, что это такое! Я ее нашла.
Нужно срочно что-то придумать! А я-то специально положила пластинку в рюкзак, чтобы никто – например, мама или папа – случайно не обнаружил ее дома.
– Нашла?
– В… в магазине Красного Креста! – соврала я. – Она лежала в коробке с другими вещами, которые я купила.
– А я вот знаю, что это такое, – заявил Анте. – Это музыка. У прабабушки масса таких штуковин.
Музыка? Мне показалось, что я ослышалась. А Анте отказался объяснить. Сказал, что я могу поехать с ним и посмотреть сама. Но только если сейчас, сразу после школы.
Ясное дело, я бы с удовольствием взяла с собой Ореста. Но я не знала, согласится ли на это Анте. Поскольку я живу так близко к школе, что хожу туда пешком и мне нет смысла брать велосипед – а Анте везде ездит на велике, – мы договорились, что я зайду домой, возьму велосипед и мы встретимся у продуктового магазина.
Так что я ничего не сказала ни Оресту, ни кому-нибудь еще. Пошла домой, вывезла из гаража велосипед и покатилась по улице Альмекэррсвеген вниз под горку.
Анте ждал меня, как и обещал, у продуктового магазина. У него, конечно, был спортивный велосипед с миллионом передач. Но он пустил меня ехать впереди, по крайней мере пока мы не выехали на дорожку вдоль реки. Там он обогнал меня, но только для того, чтобы продемонстрировать резкие повороты и ехать на одном заднем колесе. И каждый раз поглядывал в мою сторону, проверяя, вижу ли я, что он делает. Я игнорировала его как могла.
Как и в прошлый раз, Анте сам отпер дверь Герды.
– Это я! – крикнул он, и, как в прошлый раз, нам навстречу выбежал мопс по кличке Сильвия. – Я должен сперва с ней погулять, – сказал он. Я пошла с ним, стояла на улице и чувствовала себя глупо, пока Анте ходил туда-сюда с Сильвией и даже подобрал ее какашку в маленький черный пакетик.
За пределами школы Анте становится другим человеком: готовым позаботиться о собаке, не придуриваясь при этом, и таким нежным по отношению к прабабушке.
Когда мы вернулись, Герда вышла в кухню. Она потребовала, чтобы мы поели, и они с Анте достали булку, масло и сыр, а еще тот самый сок.
Герда спросила Анте, как его футбол, и Анте принялся рассказывать о последнем матче вплоть до последней передачи или как там это называется.
После трех бутербродов у меня возникло чувство, что Анте совершенно забыл, зачем я пришла.
– Пластина, – сказала я.
– Да-да, – кивнул Анте. – Давай проверим ее.
Но сначала нам пришлось убрать за собой в кухне, и только потом мы прошли в гостиную Герды, где хранилось множество старинных вещей.
Герда села в кресло. Казалось, она дремлет. Но на самом деле она внимательно разглядывала нас здоровым глазом.
У одной стены стоял старинный предмет мебели – кажется, это называется секретер. Что-то типа комода, только у него есть откидная доска, и она может послужить столом. Эта самая доска была опущена, и на ней стояла масса всяких декоративных штучек на вязанных крючком салфетках.
Анте положил руку на маленький деревянный сундучок, стоявший позади трех фарфоровых фигурок, изображавших трогательных детей в старинной одежде.
– Вот, – сказал он.
Взяв сундучок, он поставил его на журнальный столик, а сам принялся рыться в одном из ящичков секретера.
Сундучок был из темного дерева, раскрашен снаружи узором из цветочных завитков. На крышке было написано SYMPHONION. Я осторожно потрогала его. С одной стороны торчал металлический рычаг.
Тем временем Анте нашел, что искал. В руках он держал коробку.
– Вот пластинки, – сказал он и открыл крышку.
Внутри коробки лежало несколько покрытых ржавчиной пластинок с отверстиями, совершенно таких же, как та, которую принесла я. Вернее, почти таких же. На них было что-то отпечатано – буквы истерлись, прочесть было трудно.
На одной было написано WALZ ELEGANT, а на другой CONCERTINA DMAJ.
– Дай мне свою пластинку, – сказал Анте. Я достала из рюкзака пластинку и протянула ему. Он сравнил с другими из коробки. Они были точно такого же размера и такой же толщины. – Так и знал! – воскликнул он.
Анте взял сундучок с надписью SYMPHONION и открыл крышку. Внутри торчали какие-то металлические детальки, но Анте просто насадил пластинку на маленький штырек посредине и закрыл крышку. Потом несколько раз подергал за рычаг, торчавший из сундучка, и отпустил его.
Комната заполнилась ясными звуками. Казалось, из сундука доносится звон колокольчиков.
Мы замерли.
Звучала странная мелодия. Немного печальная и одинокая, но очень красивая: ее хотелось слушать снова и снова.
– Эту песню я никогда раньше не слышала, – прозвучал из кресла голос Герды.
Когда я ехала домой, уже совсем стемнело. Река с дорожки казалась совершенно черной, и фонари отражались в ней.
Всю дорогу я напевала мелодию, стараясь ее не забыть.
Дома я тут же пошла к себе, достала одну из пустых нотных тетрадок для заданий по сольфеджио и записала мелодию по памяти.
Это называется «со слуха» – когда можешь сыграть или записать мелодию, которую только
