с тем укладом взаимоотношений, что были между ними. Отчего она отзывалась о себе в третьем лице? Почему ластилась так, словно без его внимания тут же бы пропала? Не удавалось сосредоточиться хоть на чём-либо. И он почти сдался, если б не последние слова графини. Чугунным молотом те прилетели ровно по темечку и прошибли с головы до пят.
– Что за вздор?! – Влас взял графиню обеими руками за лицо и оттянул от себя. Вынудив ту вскинуть подбородок чуть выше, он принялся напряжённо скользить взглядом по линии рта, аккуратному носику, пока не достиг округлившихся глаз.
Мария Фёдоровна, должно быть, чувствовала, как влияла на него, как сильно он желал её поцелуя. Однако пропускать мимо ушей сказанное сродни плевку или унизительной пощёчине в сторону графини. На балу князь говорил о её отношении к другим, о том, как без труда она пользовалась слабостями других. Но Влас обращался вовсе не к пылкости её нрава или к тому, что она вообще не способна ничего чувствовать. Он и не помышлял, что графиня воспримет это всё так серьёзно, ведь она создавала впечатление человека, которого не заботило, что о ней подумают.
– Послушайте меня, Мария Фёдоровна. Послушайте и запомните раз и навсегда: если вы не понравились человеку такой, какая вы есть, то и поменявшись не понравитесь. – Словно услышав для себя смертный приговор, графиня шумно выдохнула, дёрнулась и обмякла в его руках. – Не цепляйтесь за людей, что будут пытаться вылепить из вас безупречную статуэтку. – Влас подхватил огненную прядь у виска Марии и, заправив ту за ухо, невесомо провёл костяшками по её щеке. – Дорогая, милая моя Мария Фёдоровна, не бейтесь за мужчину, который, видя ваши очевидные недостатки, не постарается их понять. Не дарите ему своё сердце. Он не примет, не оценит.
Князь захлебнулся воздухом, приметив одинокую слезу, издевательски медленно катившуюся от самого уголка её глаз. Прочистив горло, он неразборчиво добавил:
– И мне тоже… мне тоже не дарите.
Взгляд графини прояснился. Она словно пришла в сознание, отряхнула пыль, помутившую стекло разума. Сам же князь решительно не знал, как опомниться, как заставить пальцы разжаться и отпустить её. Но Мария решила всё за него. Выпутавшись из оков его прикосновений, Ельская немедленно покинула кабинет.
* * *
Прежде всего графиню переполнял невообразимый ужас. Потерять власть над собой, видеть и слышать всё, но будто со стороны, без возможности вмешаться – что может быть страшнее? За вихрем дикого отчаяния следовал стыд. Он леденил кровь, заставлял её кипеть и вновь остужал – и так круг за кругом.
Одно утешало: лихорадка отступила от Ильи, когда Устинья покинула Марию. В те минуты, что дух занимал её место, графиня могла чувствовать все эмоции утопленницы. Переживания и мысли, которые Устинья год за годом гнала от себя, стали для Марии открытой книгой. А в тот миг, когда Влас Михайлович произнёс ключевые слова, перед взором духа всплыло совсем иное лицо.
Совсем другие уста нашёптывали роковую правду, которую Устинья впервые услышала, пропустила через себя и осознала. Когда-то давно Гаврила молил перестать любить его, призывал смириться и отпустить. Но она оставалась непреклонной и позабыла обо всём на свете, в конце концов обратившись в чудовище. Лица: юные, старые, опечаленные и весёлые. Десятки. Сотни. Тысячи. Скольких она отправила на тот свет? Скольких оставила с разбитыми сердцами? А ведь именно разбитое сердце, совсем не нужное мужчине, двигало ей. Не привлекли внимания Гаврилы и его частички – с рваными краями, переломанные, жалкие.
Бедный Гаврила. Бедная его невеста. Бедные жители уезда. Устинья заглянула за завесу безумия и осознала, что натворила. Вспомнила каждого. И покаялась, заплакав.
Мария ощущала солёные слезинки, одна из которых всё же вырвалась наружу. И всему этому свидетелем стал Влас Михайлович. Глупо отвергать, что Устинья – единственная, до кого достучался князь. Подобно призраку, графиня внимала мужчине затаив дыхание. Долгое время Мария лелеяла надежду услышать что-то подобное от мамы или брата. Маленькой девочкой она так хотела, чтобы кто-то из них так же твёрдо и искренне уверил её о том, что главное в жизни – это быть собой. И они принимают её именно такой: не всегда чувствительной, немного жёсткой, большую часть времени размышляющей о богатстве и расчётливой, а теперь ещё и видящей призраков, но, безусловно, умеющей уважать и любить.
* * *
Ночь никак не желала оканчиваться. Несколько раз в спальню Ильи заглядывали горничные: справиться о здоровье. Не сомкнув глаз, Мария пробыла подле племянника, покамест тот не проснулся.
Завидев печать усталости на её лице и тёмные круги вокруг глаз, мальчик откинул одеяло и пледы только для того, чтобы стиснуть тётю в объятиях.
– Простите. Вы так намучились из-за меня. – Племянник уткнулся носом в предплечье Марии.
Она приобняла его в ответ, несмело погладив по волосам.
– Все дети иногда болеют. В этом нет твоей вины.
Илья отпрянул и, упираясь коленями в кровать, яростно замотал головой.
– Вы не хотели принимать меня к себе, боясь, что я доставлю неудобства. А я… Ой! – Мальчик схватился за лоб, приоткрыв рот от удивления.
Мария не причинила боли, только отвесила ему шутливый щелбан. Помнится, именно так поступал отчим, когда кто-либо из дворовых детишек, нашкодив, принимался оправдываться или, когда не справлялся с эмоциями, начинал плакать. Этот незатейливый жест помогал забыть о плохих переживаниях и останавливал слёзы.
– Вы чего это? – Илья окинул её подозрительным взглядом, а наткнувшись на улыбку, непонимающе надул щёки.
– Чтобы не говорил глупостей. Ты – моё дело, помнишь?
Мария не сомневалась, что и в его голове вспыхнул тот день и данная ей клятва.
«Сейчас мне безразлична твоя судьба, – призналась графиня, подмечая, как Илья мгновенно втянул голову в плечи и прикусил губу. – Но, если пойдёшь со мной, обещаю, что не оставлю тебя. Ты станешь моим делом, Илья. До самого конца».
Сколько миновало с тех пор? Год? Два? Впрочем, какая разница: отказываться от своих же слов Мария не собиралась.
– Мария Фёдоровна?
– М-м-м? – Она обратила взор к серьёзному выражению на личике мальчика.
– Можно и вы станете моим делом?
Со сладостной болью трепет проник в её грудь. Графиня взволнованно спрятала влажные ладони в складках своего платья и несколько смущённо кивнула.
Да, ночь длилась долго, и казалось, что глухая чернота никогда не уползёт, а останется висеть над головами угрюмым безмолвным полотном. Но вот темнота стала редеть, и наступило новое утро, за которым неизменно последует и новый день.
* * *
Прощание затягивалось. Ярослав Михайлович никак не мог закончить расцеловывать Илью, не забывая сыпать приглашениями вновь посетить усадьбу или навестить их дом в городе К., что было бы не просто здорово, а, цитата: «Ой как здорово!»
Тем часом сама Мария делала вид, что глубоко увлечена подготовкой кареты извозчиком. Мужчина тщательно проверял надёжность колёс, рессор и, по всей видимости, собственной трезвости, которой бы хватило для поездки в соседний уезд.
До слуха графини долетали отрывки тёплых фраз Власа Михайловича. Князь интересовался состоянием Ильи, расспрашивал о планах на ближайшие недели, которые мальчик проведёт у родственницы, а также давал некоторые советы относительно какого-то пройденного материала. Мужчина определённо не прощался с её племянником. От сего факта скверно щемило в груди, и в тот же миг Мария осознавала, что всё внутри замирало, сердце билось то тише, то быстрее, то тише, то быстрее. Возможно, то было из-за смущения перед собственным поведением минувшей ночью, пускай и фактически она была невиновна. Возможно, причина крылась в ином, например в предвкушении новых встреч? Что ж, у неё ещё есть надежда выяснить наверняка.
Помимо сердечных переживаний, имелись и другие. Проезжая мимо озера, Мария попросила извозчика остановиться ненадолго. Водоём, как и в первый визит графини, выглядел спокойным, безобидным. Но теперь это место и впрямь стало таковым. Надо признать, призраки отличались от всеобщих представлений приверженцев спиритуализма и выходили за все рамки, которые теперь даже её богатое воображение не сумеет определить. Каждая последующая встреча с духами привносила нечто неведомое доселе. Перенять воспоминания мёртвых уже не казалось чем-то пугающим. Чего не скажешь о способности определённых призраков вселяться в медиума. Во всяком случае, графиня очень надеялась, что такое подвластно не всем из них. От одной только мысли, что по свету скитаются тысячи подобных Устинье или куда хуже, её бросало в холод.
Отныне, чтобы не допустить вторжения в своё тело и не подвергать людей, окружавших
