– это ты, и целиком ты, Мосана, которую все желали и к которой теперь не смеет приблизиться никто, кроме него, но я не знаю, приходит ли он сюда ради себя самого или ради меня, чтобы найти ответ на свой вопрос, или чтобы задать мне мой, но это не страшно, ведь он здесь, он так и не ушел, пытается спасти меня, сам не зная от чего, вот почему он приходит сюда и садится рядом, и мы оба молчим, и каждый думает о прошлом, о правильности своего выбора всякий раз, когда приходилось его делать, о многочисленных «а если бы…», которые могут превратиться в пытку, «а если бы мы сделали это, а не то», «если бы я сказал это, а не то», если бы, если бы, если бы, нет, довольно, так можно дойти до сожалений, до несбыточной мечты о том, чтобы исправить прошлое, повернуть время вспять, – это может наполнить душу горечью, а горечь мне не нужна, у меня уже есть страдание и ожидание, и этого мне вполне хватает, я хочу воспользоваться этим гулом, этим глухим рычанием земли, потому что во мне все успокаивается, когда земля в гневе, все снова приходит в порядок, все шевелится и ничто больше не шевелится, я прекрасно вижу, мой взгляд прояснился, я смотрю на кладбище, которое давно уже меня не пугает, я знаю, там для меня есть место, оно уже приготовлено, могила для меня уже вырыта, и я давно бы уже заняла ее, если бы не ждала новостей, я рабыня ожидания, а в такое рабство не следовало бы попадать никому, никому не следовало бы ждать того, что ушло и не назвало возможной даты своего возвращения, но я все еще жду, я жду уже… да ладно, к черту все это, скучно и бесперспективно пытаться подсчитать время ожидания, которое к тому же измеряется не в часах, днях, месяцах и годах, а в мерах распада человеческой души: в убываниях радости жизни, в духовных апокалипсисах, в умственных и моральных истощениях, накапливающихся, пока длится ожидание, или потому, что оно длится, и все же я еще жива, хоть и привыкла, что рядом со мной – Ничто, хоть и борюсь с тем, что находится по ту сторону Ничто и не имеет названия, а если имеет, я этого названия не знаю, – но я жива, жива в моем молчании, просто удивительно, как долго может длиться падение, и еще удивительнее видеть, что во время падения падающие могут быть живы, но я не знаю, сколько еще продержусь, не думаю, что долго, но это произойдет, когда произойдет, в любом случае ключи от моей судьбы у меня в руках, ведь я знаю, что смогу уйти в любой момент, уйти со сцены, когда пожелаю, что я все еще жду, но исход возможен и доступен, просто я не хочу его испортить, приберегаю на тот день, когда пойму, что больше не смогу, когда боль станет нестерпимой, в тот день от меня потребуется только встать и сделать несколько шагов, чтобы войти в страну мертвых, где кто-то ждет меня, маленькое существо, сотканное из света и невинности, да, меня тоже ждут, так почему я должна оставаться здесь и заставлять ее ждать, я ведь знаю, как изматывает ожидание, так почему же – я знаю почему, я жду, потому что люблю, это так просто, жду потому, что люблю и надеюсь быть любимой, даже если на горизонте моего ожидания ничего нет, одна чистая линия, на которую я однажды перестану смотреть, чтобы наконец освободиться, и в тот день я войду на кладбище и займу там место, и никто больше не причинит мне страданий, и никто больше не сможет сказать, что я не ждала, нет, я дошла до предела ожидания, до предельного края жажды, которую не смогла бы утолить вся вода на земле, но которую утолила бы одна капля возвращения, но я знаю, что между мной и этой каплей пролегла огромная пустыня, хотя сегодняшний вечер – вечер покоя, я не хочу думать обо всем этом, земля шевелится, и мой взгляд ясен, мне хорошо, мне лучше, а все потому, что я сказала подземному голосу, что не знаю, кто отец Элимана, это так легко – играть на нервах у мужчин, достаточно сказать им, что вы ничего не знаете, что то, что они хотят знать, не имеет значения, что важна только ваша жизнь, – скажите им это, и они тут же превратятся в умалишенных, и неважно, говорите вы им правду или играете у них на нервах, они превращаются в умалишенных, трясутся и глухо рычат, и это приносит облегчение в глубине души, в глубине ямы, где я жду в одиночестве с таких давних пор.
…но действительно ли я не знаю, точно ли я не знаю, кто его отец, – нет, конечно, такие вещи всегда знаешь, или, по крайней мере, чувствуешь, я в этом уверена, но я буду молчать, потому что нет никого важнее меня самой, так или иначе, это дело прошлое, и пусть все остается как есть, каждый в этой истории думает, что дело обстоит так, вот и отлично, Элиман думает, что его отец Асан, Асан думает, что Элиман его сын, Усейну думает, что Элиман его племянник, Элиман думает, что Усейну его дядя, Усейну думает, что я блудница, что я изменила ему и отдалась Асану, который уехал, убежденный в том, что дал потомство, а я смотрю на все это и знаю правду, но земле я говорю, что не знаю, потому что иначе она не рычит, а без ее рычания все немного усложняется, вот я ей и говорю то, чего она не хочет слышать, и это меня вполне устраивает, но в глубине души я спрашиваю себя, почему вся земля вмешивается в мою жизнь, Усейну спрашивает меня, «почему он», земля спрашивает, кто отец, отстаньте от меня с вашими вопросами, отстаньте, вы слишком много их задаете, оставьте меня в покое, я мать Элимана, и это все, что имеет для него значение, я сказала ему это перед отъездом, и он сказал мне, что вернется, но не вернулся, а я его жду, потому что это его я жду, а не Асана, которого я, конечно, любила, как любила и Усейну, но жду я, разумеется, того, кого один из них считает сыном, а другой – племянником, хотя, возможно, все наоборот, но так или иначе, от каждого из них ему что-то передалось, но
