и спрятал от меня лицо.
А ведь ещё минуту назад я считал его мировым парнем.
— Значит, я прав — Иванов про тебя ни слухом ни духом. Ты позвонил Барышеву и его разыграл, — хмуро процедил сквозь зубы я.
— Так и есть, — еле слышно выдавил актёр.
— Зачем?
— Я уже всё объяснил: это нужно для роли.
— Прекрасно! — в сердцах воскликнул я. — А что мы потом будем объяснять товарищу Иванову? А? Если ещё не заметил: мы здесь не в бирюльки играем! У нас убийства, ограбления, налёты, трупы, в конце концов. Думаешь, я шучу?
— Да уж какие теперь могут быть шутки, — сокрушённо шмыгнул носом Фогель.
От недавней весёлости не осталось и следа.
— Я не хотел. Ребята… Простите меня!
— Бог простит! — покачал головой Шор.
— Что со мной будет?
— Догадайтесь с трёх раз, товарищ Фогель! — сказал я.
— Погоните?
— Нет, пива нальём и наградной маузер подарим! — взорвался я. — Знаешь, как это называется, Валера⁈
— Как? — вздрогнул он.
— Подстава. Вот, как это называется. Запомни и заруби себе на носу!
— Григорий… — посмотрел он на меня больными глазами и растерянно замигал. — Осип…
Шор отвернулся.
— Парни… — продолжил Фогель. — Ну, пожалуйста… Я ж не для себя старался! Для искусства!
Он оживился:
— Ну хотите — морду набейте! Я даже слова против не скажу!
— А что, мне идея нравится, — усмехнулся Осип. — Прям тут бить будем или девушек отпустим?
Артист стушевался.
— Можно и при девушках. Я готов.
— Морду тебе набить мы всегда успеем, — принял решение я.
Фогель вздохнул.
— Сначала поможешь нам арестовать Панова, — стал излагать план действий я. — Потом скажешь Барышеву, что так мол и так, творческая командировка в угро накрылась медным тазом, тебе позарез нужно на кинофабрику, и твоей ноги у нас больше не будет.
— Не боись, про твою выходку от нас он не узнает, — дополнил Осип.
— Точно, — кивнул я. — Не в наших правилах.
— Хорошо, — сдался артист. — И это… спасибо вам! Честное комсомольское, у самого на душе сейчас паскудно, что вот так вот с вами… не по-людски.
— То, что паскудно — это хорошо, — изрёк с видом философа Осип. — Выходит. Не совсем пропащий ещё.
Я позвал сестёр. Аглая и Анна снова подошли к нам.
— Можно идти? — спросила писклявая.
— Нужно.
Чем ближе мы подходили к дому Перелесовых, тем всё мрачнее становилось моё настроение. Не знаю почему, но мной овладели дурные предчувствия.
И вроде бы нет никакой причины, но… Пресловутое оперское шестое чувство вновь дало о себе знать.
— Вот здесь мы живём, — кивнула на двухэтажный кирпичный дом Аглая, расположенный на противоположном конце дороги. — Наша квартира вот там, наверху, где балкончик.
По моим прикидкам где-то здесь, поблизости, должен был находиться Гаврилов, который вёл слежку за домом. По идее пора бы ему дать знать о себе.
Я осторожно закрутил головой.
Странно… Очень странно. Гаврилова нигде не было видно.
У меня было всего два объяснения этому. Первое — Панов всё-таки рискнул покинуть убежище, и Гаврилов сел ему на хвост. А вот второе… Про него даже думать не хотелось.
— Убили! Убили! — раздался истошный крик.
Кричала женщина, судя по чёрным волосам, цветастой шали и броской, словно лоскутной, одежде — цыганка.
Не сговариваясь, мы бросились к ней, добежали за считанные секунды…
— Гаврилов! — замер Осип.
Издали оперативника можно было бы принять за пьяницу, который не рассчитал сил, и свалился спать на холодную, на не успевшую прогреться даже под ярким одесским солнцем, жирную землю. Вот только из груди его торчала рукоятка финки.
Убийца то ли не успел выдернуть, то ли нарочно оставил нож для нас.
Я склонился над телом, проверил пульс, вздохнул, констатируя результат, и снова распрямился.
Увидев вопросительный взгляд Осипа, отрицательно покачал головой. Сомнений быть не могло, наш товарищ мёртв. Погиб на боевом посту.
— Как же так, Гаврилов! — простонал Шор. — Как же так!
Крики женщины привлекли не только нас. Откуда-то появились двое красноармейцев в долгополых шинелях и будёновках. Солдаты были вооружены «мосинками» с примкнутыми штыками.
— Что тут происходит, товарищи⁈
Я показал удостоверение.
— Уголовный розыск! Нужна ваша помощь!
— Что нужно делать?
— Охраняйте тело до следственной группы. А вы, гражданка, — я посмотрел на цыганку.
Она нервно сглотнула.
— Я… Я ничего не видела. Просто шла и наткнулась на него…
— Всё равно попрошу никуда не уходить и дождаться нас.
Теперь мой взгляд был устремлён на Шора.
— Думаешь, Панов? — догадался он.
— Ещё не знаю. Скорее всего, Панов или кто-то из его сообщников. Гаврилов давно работал в угро?
— Года три.
— Сообщник Панова мог знать его в лицо. Догадался, что Гаврилов следит за Пановым и убрал.
— А почему всё-таки не сам Панов?
— Девчата говорят: он постоянно дома сидел, на подвиги не рвался. Возможно, ждал кого-то из своих.
— Логично, — кивнул Шор.
Крохотный шанс, что смерть Гаврилова никак не связана с делом бомбистов у нас всё-таки был, но… Когда мы ворвались в квартиру сестёр и не застали Панова внутри, стало окончательно ясно: противник снова нас опередил, и на сей раз погиб человек.
На улицу я вышел мрачнее тучи, сразу наткнулся на Фогеля.
— Товарищ Быстров… Я… Мне очень жаль. Примите мои соболезнования! — заговорил он.
Я кивнул. Желания вступать в разговор не было. Хотелось одного: накрыть всех уродов и задушить собственными руками. Или же пристрелить «при попытке к бегству».
Я твёрдо знал одно — этим гадам недолго осталось топтать башмаками землю. Я обязательно найду их и прикончу.
— Товарищ Быстров… Георгий… Может, нужна моя помощь? — продолжил актёр.
— Нет. Нам ничего не надо. Отправляйтесь к Барышеву и делайте, как договорились. Дальше мы уже как-то без вас.
Фогель развернулся и пошагал прочь. Я не стал смотреть ему вслед. Сейчас меня заботили совсем другие мысли проблемы.
Откуда-то нарисовался краснорожий здоровяк в глубоко надвинутой на глаза кепке.
— Ты Быстров из угрозыска?
— Я, — не стал отрицать очевидное я.
— Тебя Крюк видеть хочет. Говорит: разговор к тебе есть. Поехали?
Он показал взглядом на припаркованный во
