повисли на Семене Андреиче…
Вот почему в первый раз в жизни, сидя на древнем, изъеденном временем камне, во дворе известного всей Мытной плута Сашки Культяпого, он не единым словом не вмешался в обманный разговор людей, с которыми не один десяток лет в согласии делал привычное дело конской торговли…
Глядя вниз, в землю, на поблекшие резиновые калоши свои, которые носил он вместо сапог для спокойствия ноющих ломотой ног, Семен Андреич со вздохом ответил Никите:
— Все мы люди и человеки, голубь…
Выговорил и долго потом молчал…
— С разговору видать, по конскому делу? — спросил Никита.
— Первейший конный торговец по всей Москве был, который с бородкой, — поднимая голову, заговорил Семен Андреич, — Груздев Михал Михалыч, и уважаемый человек самый был, его превосходительству генерал-губернатору дышловую пару серых, в яблоках, продал; а с ним, который высокий, — Корцов Григорий — тоже по своей специальности. А третий — Васька Сосунов, та-ак, шилишперишко: кроме брючишек клетчатых да шляпенки, никакой личности нету!
— А чего они приходили-то, дедушка? Спужался насмерть я, думал — отбирать пришли!
— Приходили они, голубь, за своим делом… А дело ихнее — где купить, где продать, где менка сделать. За этим самым и приходили и еще придут: жеребенок твой приглянулся им! За этим и пришли. По вкусу пришелся, жеребенок у тебя хоро-оший, цельный жеребенок, денег стоит… За этим и пришли!
Семен Андреич закряхтел, завозился на камне, понюхал из берестяной табакерки и смолк.
— А ты, дедушка, из каких будешь? — спросил Никита.
— Я-то?.. По конному делу, голубь, по конному. Мы тут все одного поля ягодка.
— Торгуешь?
— Торговля теперь прикончена, отторговались!.. Порядки теперь новые пошли… Жеребцов легчил я, пятьдесят лет по специальности работал, голубь!..
— Коновал, стало быть?
Семен Андреич помолчал, переложил из одной руки в другую табакерку и протяжно вздохнул.
— А теперь отработался… Помирать скоро! Жеребцы сниться зачали!
И рассказал Никите свои страшные сны. Никита внимательно выслушал и проговорил убежденно:
— Мерин в хозяйстве поспокойнее и тело держит лучше, а насчет обидного положения, конечно, справедливо говоришь! Но только я тебе скажу, дедушка, от хозяина все; иной жеребец позавидует мерину…
Никита подумал, усмехнулся и, крутнув головой, продолжал:
— Ежели бы человека взять на такое положение, то тут действительно срамотно очень!.. В Тамбовском уезде в двадцатом году банда орудовала шибко. Прихватила раз пятерых агентов по яичному делу, городских, да и учинила с ними, как все одно ты с жеребцами… Тут, конечно, одна вредность, а ты к пользе все делал, и опять же — лошадь нельзя равнять к человеку…
— Ан вот и снятся, — сокрушенно проговорил Семен Андреич, — кому польза, а им, выходит, вред. Так-то, голубь!
Он поднял к Никите слезящиеся глаза цвета сыворотки и, с видимым усилием превозмогая живучую полувековую привычку к правилам торгового конского дела, торопливо заговорил о Корцове, Михал Михалыче и Культяпом…
— Ты ихним словам не внимай. Никакой курбы у жеребенка твоего нету! Опутать хотят задарма… Человек, который не специальный, поверить их словам может, а ты не внимай! Легковерный человек в таком деле самый последний человек. А еще вот чего скажу тебе под великим секретом: жеребенка свово ты отсюдова уводи, соблазн в нем большой, и до греха близко — охрометь он может ту-ут…
Последние слова Семен Андреич произнес шепотом; собрал в кулак кубовый платок свой и встал.
— Прощай, голубь!.. А что сказывал — на ус замотай да проглоти!
Сгибаясь в пояснице и шмыгая соскакивающими глубокими калошами на красных шерстяных чулках, старый коновал поплелся к воротам.
Лутошкин приехал на Мытную после обеда, как обещал. Молча и деловито осмотрел Внука, не замечая напряженного внимания Никиты, следившего с тревогой за каждым его движением и за выражением лица. Кончив осмотр, сказал равнодушно:
— По себе жеребенок не плохой.
И опять Никита огорчился. Лутошкин говорил о его Внуке так, как будто Внук был самой обыкновенной лошадью. И ему захотелось рассказать Лутошкину все, чего тот не знал о жеребенке, о его страшной резвости, когда жутко бывает сидеть на телеге, о необыкновенной его выносливости и о многом еще…
— Надо посмотреть его в езде, — как бы отвечая на мысли Никиты, проговорил Лутошкин, — я пришлю сегодня конюха сюда, ты отведешь вместе с ним жеребенка ко мне на Башиловку. Завтра прикину, посмотрю, тогда и разговаривать будем.
Лутошкин взглянул на часы с браслеткой и пошел со двора разбитой наезднической походкой. Обиженно смотрел ему в спину Никита…
В воротах Лутошкин столкнулся с запыхавшимся Культяпым. Оглянувшись на Никиту, стоявшего посреди двора, Культяпый тихо сказал Лутошкину:
— Вас Григорий Николаич в чайную просит зайти.
— Он с кем там? — спросил Лутошкин.
— Михал Михалыч там. Вася Сосунов…
Корцов, лишь только сутуловатая фигура Лутошкина появилась в дверях чайной, застучал ложечкой по блюдцу, подзывая служащего.
— Стаканчик дернешь? — здороваясь с Лутошкиным, спросил он вместо приветствия.
— Давай!
— Тащи! — мигнул человеку Корцов. — Да яишницу с колбасой, поживей!
Сосунов прищурился и задвигал ладонь о ладонь.
— Э-э, люблю такие дела!.. Колбаску-то, смотри, не очень подсушивай! — крикнул он вслед человеку и, не вытерпев, сорвался с места: — Подожди, я сам сейчас…
И исчез в кухне.
— Ну что, видал? — спросил Корцов Лутошкина. — Ловак човый!
— Хороший жеребенок, — серьезно сказал Лутошкин.
— Мы утром смотрели нынче… Покупателя на жеребенка можно в два счета найти, заработать можно хорошо. Ты как?
— Что? — в глаза Корцову посмотрел Лутошкин.
Корцов засмеялся. Смех у него был невеселый и царапал, как проржавленное железо.
— Не знаешь что?.. Брось, Алим! Маса можно обкрутить, как хошь! Твое дело маленькое, только подначь, а отначка от тебя не уйдет, — заговорил Корцов, понижая голос, — что он понимает? Лохов23 — их учить надо, а то повадились, — чуть что — в Москву!.. Прызы хотят получать! Ты скажи только: ни в какую не едет, он и затыркается с ним, а уж мы его не выпустим!..
Культяпый, сидевший за соседним столиком, подсел с подленькой мокрой улыбкой и вмешался в разговор:
— На мое мнение, его наперво охромить надо, раза два веревкой под щеткой передернуть — и готов! А куда он с ним, с хромым, денется?.. В прошлом годе привел один мас из Пензенской ардена, то-ова-ар — что надо! А мы возьми да и подошли Пашку Шишкова. Знаете, он какой — с портфелем, в галифах и наган сбоку, настоящий вечека! Жеребец у меня стоял. Так и так, говорит, лошадь самая подходящая в артиллерию, по казенной расценке… А сам записывает: кто хозяин, откуда и все прочее. Мас и заметался, туда-сюда, то
