под ее пристальным взглядом.
— Ты не пожалеешь об этом, — говорит она, когда и ее амулет тоже гаснет.
Он смущенно опускает глаза.
— Конечно пожалею, сразу же, как выведу вас отсюда, сразу и пожалею. Черт меня дернул пойти с Шелли. Надо было сидеть у себя, сейчас бы спокойно спал в своей кровати.
— На вот, хлебни для храбрости, — говорит клем и передает Клоду бутылку из которой только что сделала хороший глоток.
— Нет, нет, мне нельзя, — говорит парень и мотает головой.
— Сегодня уж точно ночь непослушания, спаситель ты наш, так что не стесняйся.
Он берет бутылку из ее руки, смотрит на нее, а потом послушно выпивает из горла пару глотков, после чего закашливается и выплевывает почти все на пол.
— Сразу видно, для тебя это в новинку, мальчик, — говорит Клем смеясь и передает бутылку мне.
— Я не буду, мне уже достаточно весело, — говорю я. — Нам нужно что-то сделать с Шелли. Не дай бог он очнется раньше времени. Вот тогда у нас точно будут проблемы.
— Я так его огрела, что он еще часов десять будет без сознания.
— А вот это не факт, — говорит Клод, — инквизиторы не простые люди, как многие думают. У нас есть охранные артефакты, которые залечивают наши раны.
Он переворачивает Шелли на спину и задирает его рукав.
— Видите этот браслет? Пока он на нем, его практически нельзя убить. Мы всегда носим такие браслеты. Забавно, что они были придуманы для того, чтобы продлять допрос для особо выносливых заключенных, над которыми требуется провести особенно жестокие пытки. А теперь мы используем их для того, чтобы быть неуязвимыми.
— И у тебя такой есть?
— Конечно.
Он поднимает запястье и показывает нам браслет из черных плетеных кожаных ремешков с вплетенными в них камешками зеленого цвета.
— Так сними его! — говорю я.
— Ну, если мы это сделаем, он может и умереть.
— Ну и славно, — говорит Клем и сдергивает с руки Шелли браслет. — Я думаю, что нам он пригодится.
— Так нельзя! — возмущается Клод.
— А так как они, можно? — спрашивает она. И юнцу, похоже, нечего ответить.
Он молча снимает с руки собственный браслет и надевает на руку Шелли.
— Я не могу допустить, чтобы он умер, — говорит Клод. — Я не желаю ему зла.
— Не желаешь зла, тогда помоги нам связать его, — говорю я, снимая с пояса Шелли кошелек.
— Правильно, — говорит Клем, — деньги нам пригодятся.
— Воровать нехорошо, — клод смотрит на нас с осуждением. — Это большой грех.
— Ну поделись с ним своими деньгами, если так переживаешь, — бросает Клем презрительно, — а эти мы точно оставим себе. Нам с Элис они очень пригодятся.
Клод поджимает губы, но деньгами со своим приятелем делиться не собирается.
— Он сюда притащился не благотоврительностью заниматься, Клод. — говорю я, — разглядывая грубые черты лежащего на полу инквизитора. — Он пришел изнасиловать нас и чуть не впутал в это мерзкое дело тебя.
— Вот именно! — Клем пинает лежащего инквизитора ногой. — Если от него будет хоть какая-то польза, может быть ему на том свете зачтется.
Мы быстро связываем его всем, что подворачивается нам под руку и засовываем ему в рот тряпки, чтобы он не начал орать, если вдруг очнется.
— Готовы? — спрашивает Клод шепотом, когда мы выходим к нему, уже облачившись в мантии послушниц. — Идите за мной. Если мы кого-то встретим, вы послушницы, которых я веду на ночную службу в храм на другой стороне площади.
Мы надеваем капюшоны и словно тени следуем за Клодом, увлекающим нас прочь из нашей темницы.
46
Мы идем по темным широким коридорам, освещенным тусклым светом редких фонарей, торчащих из стен.
— Глаз не поднимайте, рот держите на замке, — сдержанно говорит Клод. Его шепот дрожит, словно пламя свечи и я понимаю, как этому парню, должно быть, страшно сейчас.
То, что юнец решил помогать нам, само по себе уже удивительно, но если он и вправду сможет вывести нас отсюда и довести до места, из которого мы уже сможем беспрепятственно скрыться, это будет настоящим чудом.
Я стараюсь не думать о том, что может ждать его, если его старшие узнают, что он сделал.
Инквизиция ничего не прощает и ничего не забывает, — в голове вдруг возникают слова, которые я слышала давным давно, кажется, еще от матери.
Как бы далеко мы не убежали, мы так и останемся собственностью инквизиции, как бы мы ни старались скрыться, они найдут нас. Но теперь это не так уж важно. Важно то, как далеко мы сможем убежать. Я знаю, что там, под водой, у пристани, лежит что-то, что изменит все и главное только добраться туда. Это важнее всего, и даже если за мной будут гнаться полчища демонов из преисподней, я все равно попытаюсь добраться до наследия, что оставила мне матушка. И хоть я даже не представляю, что это могло бы быть, но чувствую, что это верный путь.
Сейчас нужно думать только о следующем шаге, иначе страх раздавит меня и сделает своей рабыней.
Я переставляю ноги, ступая по камням, отполированным тысячей ног бесчисленных монахов и адептов инквизиции, что ходили тут десять и даже сто лет назад… Многие из них, давно уже мертвы и лежат где-то в земле.
На мгновение мне кажется, что мы идем по огромному холодному склепу, который населяют одни лишь мертвецы, а мы явились сюда, чтобы выкрасть ценности, с которыми их похоронили.
Вздрагиваю, слыша впереди мягкие шаги, чуть приподнимаю глаза и вижу идущих нам навстречу послушников в сопровождении инквизитора, пожилого человека с козлиной серой бородкой.
Лиц послушников не видно, а в полутьме только светятся их амулеты, такие же, как у нас с Клем. Тут же прячу глаза, чтобы старик не увидел моего лица.
Напряжение идущего впереди меня Клода видно по его сгорбленным плечам, он нервно сжимает руки в кулаки. Разжимает же он их только тогда, когда старик со спутниками проходит мимо.
Я могу поклясться, что чувствую, как взгляд колючих глаз старца обводит меня с ног до головы.
Только бы он не остановил нас.
Пожалуйста. Только бы Клем не подняла глаз и не посмотрела на него как-нибудь дерзко, как она может, только бы ни выронила лишнего слова.
Но все обходится.
Я выдыхаю, когда они уже отходят от нас на добрую пару дюжин шагов.
Кажется, все обошлось.
Фонарь в стене, мимо которого мы проходим, вдруг издает громкий треск и сердце мое уходит в пятки от неожиданности, я спотыкаюсь и едва не падаю., только
